— Знаете, честно говоря, я ведь не верю во все это. Рассказываю, как будто про кого-то другого. Иногда мне кажется, что я это надумал себе сам, что все это просто привиделось. Я даже ехать сюда не хотел.
— Да, да, — старик кивнул, соглашаясь, будто и не ожидал другого ответа.
Но тут же вскинул на Дмитрия взгляд из-под кустистых бровей:
— Но ведь приехал сюда. Зачем, коли не веришь?
Дмитрий не ответил, лишь пожал плечами.
Старик смел ладонью какую-то крошку со стола.
— Эх, дружок, ко мне ведь только такие и приходят. Когда уже все средства исчерпаны и надежды почти нет. Когда осталось уповать только на чудо. Да вот только чудес без веры-то не бывает, нет. Чудеса требуют усилий. Для одних воскрешение Христа — чудо, а для других — просто сказка, которой тешатся набожные старушки. Один в каждой растущей травинке видит чудесную волю Божью, а другому любое чудо сотвори, он ему все одно какое-нибудь удобное объяснение найдет. Каждый волен сам выбирать. Вот и получается, что чудо зависит от нашего выбора, от наших усилий. Хотим ли мы, допускаем ли, что оно возможно в этом мире — чудо. Верим ли мы!
Старик поднялся со стула и, дойдя мелкими шагами до собачьей миски у порога, высыпал туда собранные со стола крошки. Потом вернулся, сел, посмотрел Дмитрию в глаза долгим испытывающим взглядом и сказал:
— Так что, сынок, чудеса требуют усилий. Иной раз думаешь: откуда силища такая у человека — захотел, и вот они существуют, боги и чудеса. А не захотел, вроде как и нет их. И ведь действительно нет их, в его жизни…
Помолчав, старик добавил:
— Только вот зло на земле существует независимо от того, верим мы в него или нет. Вера… Это больше нам надо… Зло в нашей вере не нуждается. Ладно, счас еще чаю принесу.
Дмитрий неспешно пил густой, темный чай, тянул по чуть-чуть, смакуя терпкий травяной напиток. Старик сидел молча, устремив невидящий взор куда-то далеко за пределы комнаты и вообще явленного мира. Дмитрий терпеливо ждал, когда он заговорит. Свет потускнел в окошке, или в глазах потемнело, только очертания предметов поплыли, стали нечеткими, колеблющимися, зыбкие тени по углам зашевелились. Доносившиеся с улицы звуки дня стихли; квохтанье кур во дворе, ленивый лай собак — все это исчезло. Казалось, время тоже остановилось в ожидании. И когда тишина стала уже совсем давящей, а расползающиеся из углов тени уже грозили затопить все вокруг, старик слабо вздохнул и заговорил. Голос его был слаб и прерывист, словно он не мог отдышаться после тяжелой ноши. Он рассказал, что может помочь, знает как. Что придется принять непростое решение. И еще он рассказал то, о чем Дмитрий утаил, но не оттого, что желал скрыть, а потому, что память сама затолкала эти воспоминания в самые дальние и темные свои закоулки. И образы прошлого хлынули, стронутые словами старого знатка, словно застоявшаяся вода сквозь брешь в плотине.
Димка был выхвачен из сна разъяренным отцом, который стоял над ним, изрыгая ругань и размахивая увесистой платяной штангой. Той самой, на которую вешались вешалки-плечики в мамином шкафу. Оказалось, Димка уснул перед телевизором, пока отец ходил с друзьями за водкой, а ключей они не взяли, захлопнули дверь, зная, что он дома. Стучали потом чуть не час, разбудили всех соседей на площадке, в итоге разбили окно на кухне и так влезли, благо квартира на первом этаже.
— Ты что? — кричал он. — Ты специально меня позоришь перед друзьями! Перед всеми соседями! Не пускаешь в собственный дом!
Димка успел сжаться в комочек, подтянув ноги, по ним и пришелся первый удар. Звук рассекаемого воздуха, глухой стук и резкая боль. В полумраке комнаты, разрываемом бликами от экрана телевизора, мелькало искаженное яростью лицо отца. Он успел ударить еще два раза, пока с кухни на крики не прибежал Дёма и не вырвал палку. Димка не знал настоящего имени папиного друга, его только так все и звали — Дёма. Дёма был добрый, даже само его прозвище звучало как-то ласково. Из всех папиных друзей Дёма нравился Димке больше всех, потому что всегда находил для Димки доброе слово или мог потрепать его по-свойски за волосы и даже дал ему как-то вкусную конфету. Вот и сейчас заступился за Димку и загородил собой от разъяренного отца.
— Да ты что, с ума сошел, что ли? Ну, уснул пацан, так час ночи уже, он же не нарочно, зачем ты его лупишь?
— Уйди, — рычал отец. — Счас я его научу уважать…
— Не дури. Серый, оставь мальца.
Дёма уволок отца на кухню, где сидели еще двое папиных приятелей, и больше Димку никто не беспокоил. Гул голосов с кухни Димка слышал еще долго, тихонько всхлипывая и прижимая ладошками ноги там, где по ним прошлась палка. Димка понял, что очень виноват и сильно всех подвел, раз папа так разозлился. Он, конечно же, не должен был, не имел права заснуть и не открыть дверь. И раз он так виноват, мама наверняка тоже будет его ругать, когда вернется с рейса. Только мама приедет еще не скоро, она работает проводницей на большом, красивом поезде и ездит на нем по всей стране, очень далеко. «Скорей бы мама вернулась, — думал Димка, — пусть даже она будет сердиться». Потом он уснул.
Утром отец был хмурый, почти не разговаривал и на Димку совсем не глядел. В квартире они были одни, папиных друзей к тому моменту, когда Димка проснулся, уже не было. Димка встал с диванчика, на котором спал, как был в одежде, и обнаружил, что может ходить, только сильно хромая. Но не это его беспокоило, а то, что отец старался на него не смотреть, из чего Димка понял, что его не простили. Своим детским умом Димка не понимал, что отцу просто стыдно после вчерашнего, и именно поэтому он хмурился и отводил взгляд.
ebooksa