Искатель, 2019 №2,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Все, дальше проехать не могу, извините, — сказал таксист, пожилой, грузный мужчина с зарождающейся проплешиной на макушке. — Дороги нет совсем. А пешком тут недалеко, километра два, может, три. Это если по тропинке идти. Вот через этот лес, если напрямки, то и того короче будет. Я-то знаю, уже возил людей сюда.

— Да? — Дмитрий удивленно вскинул брови.

— Да. Вы ведь к деду Петру? — спросил таксист и тут же сам ответил: — А к кому же еще? Тут больше не к кому. Он последний из знатков. Их раньше немало было в наших краях. Нынче поумирали все. Нет больше, только дед Петро остался, последний.

— Как вы говорите? Знатки?

— Знающие люди, значит. Так их называют. Знатки…

Рассчитавшись с таксистом, Дмитрий выбрался из салона старенького, скрипевшего всеми своими стальными ребрами седана. Дороги и впрямь не было, ямы да колдобины, да еще и заполненные грязной водой — видимо, ночью здесь прошел дождь.

С самого начала затея со знахарем казалась Дмитрию бредовой. Глядя на разворачивающееся такси, он испытал искушение плюнуть на все и уехать обратно, пока есть возможность, но сдержался, потому что Люся искренне, с отчаяньем верила, что это шанс для их сына. Он обещал ей, что съездит к этому знахарю, или экстрасенсу, или как его там. Проводив взглядом уезжающую машину, Дмитрий развернулся и пошел по разбитой дороге в направлении, указанном водителем.

«Да тут и пешком-то пройти непросто», — подумал Дмитрий. Закинув сумку с вещами на плечо, он посмотрел на часы — девять утра.

Шагать вдоль разбитой колеи было приятно, хотя и не всегда удобно. После целой ночи в поезде, затем почти трех часов в рейсовом автобусе до районного центра и, наконец, часа езды по трясучим проселочным дорогам в такси ноги сами просились пройтись по земле. Пока он шел, поднявшееся довольно высоко солнце стало припекать. Дмитрий снял пиджак и закинул за спину вместе с сумкой. По правую руку от дороги простиралось огромное, непаханое поле, на котором ветер гонял зеленые волны разнотравья. А слева вздымались ввысь ровные стволы густого соснового леса. Дорога, словно граница, разделяла эти два огромных противолежащих пространства.

Довольно быстро Дмитрий почувствовал усталость. Когда тебе перевалило за пятьдесят, длительные прогулки по разбитой грунтовой дороге, к тому же местами скользкой из-за размокшей глины, уже не даются легко и непринужденно.

К счастью, идти оказалось действительно не очень далеко, вскоре за поворотом лес закончился, и в низине показались дома искомой деревеньки. Дмитрий остановился и оглядел открывшуюся ему панораму. Поселение вытянулось вдоль единственной улицы убогими и немногочисленными домишками. Покосившиеся деревянные избушки, почерневшие от времени стены и покрытые мхом крыши, телега без колеса у бревенчатого сарая, колодец, гуси вдоль дороги… Чуть далее за крайними домами виднелась река, а может, озерцо. Ни машин, ни спутниковых тарелок, ни даже асфальта здесь не было. Все выглядело так, как могло быть и сто лет назад. Будто музей под открытым небом или декорации к историческому фильму.

Деревушка называлась Вежды. Где-то здесь живет целитель, о котором Люся узнала от своей тетушки, а та от каких-то знакомых. Восторженные отклики тетушкиных знакомых вселили в супругу надежду на выздоровление сына. Сам Дмитрий никаких иллюзий не питал. В памяти свежо было воспоминание о визите к одной такой деревенской целительнице, бойко собиравшей деньги с посетителей в своей пропахшей кошачьей мочой избушке, примкнувшей к внушительному особняку.

Людей на улице не было, и спросить, где живет дед Петро, было не у кого. Дмитрий вздохнул и пошел наугад. Вскоре ему повстречалась пожилая неулыбчивая женщина, которая и указала дорогу.

Дом Петра Никодимовича оказался на противоположном конце деревни, у реки. Подойдя к воротам, Дмитрий увидел во дворе людей: несколько женщин и мальчик-подросток сидели на лавочках вдоль забора и ждали, когда их пригласят в дом. Оказалось, к целителю очередь.

Справившись, кто последний, Дмитрий сел на лавку, прислонился спиной к дощатому забору и с наслаждением вытянул уставшие ноги. Старый огромный тополь укрывал лавки и сидящих своей тенью, было прохладно и покойно. Деловито жужжали пролетающие иногда пчелы, а во дворе вышагивали куры, старательно выискивая что-то в пыли. Старый пес дремал в тени яблони, положив крупную голову между лап на землю. Дмитрий не заметил, как задремал.

Он вновь очутился на проселочной дороге, по которой пришел сюда. Только теперь не надо было никуда идти, поскольку он знал, что ему надо быть здесь. В этом месте шел дождь. Слепой дождь при ярко сияющем солнце. Дмитрий с удивлением посмотрел на небо и увидел, что там вообще нет облаков, ни одной тучки! «Откуда же дождь?» — подумал он.

Но было еще что-то очень странное в этом дожде, Дмитрий не сразу понял, что именно, пока не увидел, как сверкающие капли воды, такие красивые, словно маленькие хрустальные камешки, медленно поднимаются в небо. Отделяясь от луж, от зеленой травы, дождинки, искрясь на солнце, взлетали вертикально вверх. Дмитрий улыбнулся и протянул руку ладонью вниз, и тотчас несколько капель уперлись в нее и стали кататься, пытаясь найти выход, обтечь эту внезапно возникшую на пути к небу преграду.

«Вот ведь, — подумал Дмитрий, — такие маленькие, легонькие, а не удержишь, только на время можно задержать, а потом они все равно улетят, как ни старайся».

Он перевернул ладонь, капли тотчас оторвались и, переливаясь разноцветными искорками, стали подниматься ввысь. Дмитрий проводил их взглядом, ощутив досаду, будто с ними улетало понимание чего-то важного. Чего-то, что он уже почти понял, но вот. не успел, а капли улетали все дальше…

Оглянувшись, он заметил в шагах пятидесяти от себя женщину в свободной белой накидке, сидящую прямо на траве. Он не мог видеть ее лица, поскольку женщина сидела спиной к нему, но сразу понял, кто это. Он пошел к ней, сперва несмело и не отрывая глаз — боясь, что сморгнет, спугнет этот прекрасный мираж. Затем смелей прибавил шаг, потом еще, и, наконец, перешел на бег. Опустившись возле нее на траву, задыхающийся, разгоряченный бегом, как в детстве, он широко открытыми, восторженными глазами заглянул ей в лицо: «Мама!»