– Посмотрим, Юрий Павлович, – сказал я.
– Владимир Семенович, – возбужденно вмешался в разговор Костров, – если вы думаете… если вы подозреваете, так давайте искать!
За окном задребезжала телега.
– Лошадь подана, – сказал Петр Сергеевич.
Костровы смотрели на меня выжидающе. Я отрицательно покачал головой.
– Нет, Андрей Николаевич, – сказал я, – вы сейчас собирайтесь и поезжайте. Я здесь останусь один, спокойно, не торопясь обыщу дом и к обеду буду у вас… Правильно, Петр Сергеевич?
– Конечно, правильно, – согласился Петр Сергеевич. –
Вас одного мы как-нибудь всегда доставим.
– Не хочется мне уходить… – колебался Костров.
– Придется, – решительно сказал я. – Когда вы уедете, я пересмотрю каждый вершок. Так будет гораздо лучше.
Петр Сергеевич встал, выглянул в окно, окликнул возчика, распорядился, чтобы телегу подали к крыльцу, вознегодовал, что на лошади не тот хомут, – словом, стал проявлять энергичную деятельность.
– Пойдем, папа, – сказала Валя. – Нельзя же людей задерживать. Твой рюкзак еще не уложен.
Недовольно нахмурившись, Костров пошел наверх, в мезонин. Вертоградский спросил неуверенно: – Владимир
Семенович, я тоже могу ехать?
– Конечно, Юрий Павлович. Пока ведь улики нет.
– Ну что ж, и на том спасибо, – криво улыбнулся мне
Вертоградский.
– Пожалуйста, – ответил я, тоже улыбаясь.
Голос Петра Сергеевича раздавался уже за окном. Он кого-то распекал, кем-то возмущался.
– Боком, боком! – говорил он. – Неужели не понимаешь? Осторожней!