Домик на болоте,

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда вошел Груздев, Степан вздрогнул. Неожиданно старым показался ему его товарищ по детскому дому, которому никак не могло быть больше чем двадцать восемь или двадцать девять лет. Груздев сутулился, может быть, от того, что привык, идя под конвоем, держать руки сложенными за спиной. Нет, не только от этого. Страшная была в нем подавленность. Какое-то безнадежное равнодушие отражалось на его лице. Постоянное, привычное равнодушие. А эти мешки под глазами, а эти складки у рта!

Не может быть, чтоб это был тот самый взволнованный и счастливый парень, которого весь детский дом провожал держать экзамены в институт!

Груздев смотрел на Степана хмуро. Обычно подзащитные приходят на свидание с адвокатом в состоянии некоторого возбуждения. Им хочется высказать доводы в свою пользу, которые пришли им в голову в длинные часы тягостных раздумий. Им хочется услышать от адвоката, что положение не безнадежное. Есть много шансов, что дело решится в их пользу.

Ничего такого не отражалось на лице Петра. Просто, очевидно, думал он, будет еще один разговор. Ну что ж, он привык, перетерпит. Его дело слушаться, а начальники как хотят. Гаврилов полминуты, не больше, смотрел на Петра, но его тут же охватило чувство безнадежности. Надо проговорить речь, попросить снисхождения и поскорее сплавить этого Груздева куда там ему положено: в тюрьму или в колонию.

Гаврилов почувствовал, что, если он поддастся этому настроению, дело можно считать заранее проигранным. Не только это дело, но и все будущие дела. Адвокатская практика станет для него тяжелым бременем, без упорства в борьбе и без надежды на успех.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Гаврилов, стараясь быстро привести себя в состояние активности. – Вы меня не помните? Мы с вами воспитывались в одном детском доме в селе Клягине, у Афанасия Семеновича. Я, правда, был на пять лет младше вас, так что вы на меня небось и внимания не обращали. Гаврилов моя фамилия, Степа

Гаврилов.

Тусклые глаза смотрели на Степана, тусклым голосом ответил ему Петр:

– Да, я не помню вас.

– Ко мне Афанасий Семенович приезжал, – несколько слишком бодро продолжал Степан, стараясь преодолеть безнадежно вялый тон разговора.

– Он уже знает, что я признался в убийстве и грабеже?

– Да, знает, – сказал Гаврилов, – знает, что были даны такие показания. И Афанасий Семенович и я в грош их не ставим.

– Как же так? – без особенного удивления сказал

Груздев. – Они ведь подписаны.

– А мы с Афанасием Семеновичем им, повторяю, не верим, – сказал суховато Гаврилов. А про себя подумал:

«Вот так, суше, без сентиментальных воспоминаний».

– Что ж, вы меня защищать собираетесь?

– Да.

– А я передумал и не хочу, – неожиданно громко и резко сказал Петр.

«Очень хорошо, – подумал Гаврилов, – главное – вывести его из равнодушия».