– Поручение от суда, – сказал я немногословно и многозначительно.
У девушки на лице появилось выражение причастности к тайне; казалось, что мы обсуждали секретное мероприятие, о котором чем меньше людей будет знать, тем лучше.
– Садовая, двенадцать, – тихо проговорила, почти прошептала девушка, – квартира тридцать два, второй подъезд.
Я поблагодарил девушку, сдержанно кивнув головой, как будто не хотел показывать входившим в кинотеатр, что мы с ней беседуем о вещах, не подлежащих оглашению.
Выйдя, я у первого же встречного узнал, что Садовая улица находится сразу за углом, убедил Сергея не ждать меня и идти в гостиницу; без труда нашел нужный подъезд, поднялся на третий этаж, узнал, что Марьи Никифоровны нет дома, спустился вниз и, стоя возле подъезда, стал размышлять, что теперь делать.
Было полвосьмого вечера. Можно, конечно, зайти попозже. Но вдруг она придет совсем поздно? Не ломиться же ночью в квартиру. Я решил, что вернее всего зайти утром,
часов в восемь, и собрался уже уходить, как вдруг к подъезду подошла Марья Никифоровна.
– Здравствуйте, товарищ Рукавишникова, – сказал я.
Она остановилась, кажется, очень испуганная. Смотрела на меня и молчала.
– Кто такой? Чего надо? – спросила она наконец растерянно.
Я почувствовал, что она действительно виновата в чем-то. Может быть, впрочем, она испугалась просто потому, что вечером ее остановил на улице человек, которого она не признала знакомым. Нет. Тогда она не молчала бы так долго. Я был убежден: она отлично понимала, зачем ее остановили и о чем с ней хотят разговаривать. Она торопливо продумывала, как себя лучше вести, как избежать разговора.
– Я друг подсудимого Груздева, – сказал я, – и хочу знать, где вы раньше видели Клятова и почему умолчали об этом на суде?
Рукавишникова, видно, собралась с силами.
– Ничего я не знаю, никакого Клятова не видела, и отстаньте вы от меня! – сказала она тоном, который вот-вот мог перейти в визгливый.
Ясно было, что, если я не дам ей понять, что многое знаю, я ничего не добьюсь. Конечно, я могу жестоко ошибиться и если ошибусь, то окончательно и навсегда потеряю преимущество, которое пока еще перед ней сохраняю. Да, пока еще сохраняю. Я чувствовал в ее голосе, казалось бы решительном, казалось бы спокойном, все-таки неуверенность. Голос, казалось мне, собирался перейти в крик. Такой, будто просто кричит женщина, испуганная неожиданной встречей па темной улице. И
все-таки я чувствовал, что это подделка. Если какой-то, пусть даже маленькой, частицей правды я покажу ей, что мне кое-что известно, она расскажет все.
Да, я очень мало знал. Только одно вспомнилось мне: у
Никитушкиных Клятов называл своего соучастника Петром. Может быть, этого окажется достаточно?
– Объясните мне, – сказал я, – при каких обстоятельствах, когда и где вы видели до суда Клятова и Петра?
Неподалеку от места, где мы стояли, светил высокий фонарь. Мне было видно, как снова расширились от испуга глаза Марьи Никифоровны.
ebooksa