Теперь наконец он мог заняться собственным делом.
Для этого он прежде всего придвинул поближе тарелку остывших щей и начал есть. Ел он без всякого аппетита, часто даже пронося щи мимо рта: ложка была в его левой руке, а правой он правил лежавшую перед ним статью. В
это время дверь открылась, и в кабинет опять кто-то вошел.
– Короче! – сказал редактор грозно, продолжая читать и есть.
Молчание. Только перо скрипнуло по бумаге.
– Коротко трудно, – наконец сказал вошедший. – Коротко – совершенно невозможно.
– А все-таки. В двух словах.
– В двух? Хорошо. Хочу есть.
Редактор оторвал глаза от рукописи.
Перед ним стоял приятный паренек в серой бархатной куртке с желтым бараньим воротником, остриженным по-заграничному под машинку. На голове – тяжелая кепка с загнутыми на затылок наушниками. На ногах – коричневые башмаки с толстыми подошвами. Паренек держал в руках небольшой брезентовый мешок. В общем, вид его франтоватый, а лицо веселое. Вдобавок он улыбался, и золотые зубы дружным рядком сияли в его верхней челюсти. Никак нельзя было подумать, что парень нуждается.
Редактору стало совершенно ясно, что следует как можно скорее выпроводить его из кабинета.
– Вы, вероятно, умеете читать, товарищ? – сказал он наставительно. – Здесь не столовка, а редакция сельскохозяйственной газеты…
– Я знаю. Но все-таки хочу есть.
– Фамилия? – отрывисто спросил редактор, прекрасно понимая, что вопрос этот грозит осложнениями. Но что делать? Паренек чем-то сумел подкупить его. Может быть, своей улыбкой, которую он все время пускал в ход. Он и теперь, прежде чем ответить, широко улыбнулся.
– Меня зовут Джек Восьмеркин.
– Откуда?
– Из Петерсбурга. Я там в больнице лежал семь недель.
– Из Ленинграда, – поправил редактор.
Золотые зубы Восьмеркина сверкнули, как будто во рту вспыхнул огонь.
– Нет. Из Петерсбурга.