Джек Восьмеркин американец

22
18
20
22
24
26
28
30

В усадьбе остались только Громов в качестве главного сторожа, Татьяна в конторе да еще несколько женщин при детях, птицах и коровах. У реки образовался целый городок, и лошади здесь стояли. Обед сначала привозили из коммуны, а потом Бутылкин сложил печь, и на ней готовили суп и кашу.

Жара стояла невообразимая. Подсохшая земля тяжело поднималась со своего места и неохотно укладывалась в тачки. Работали полуголыми. С непривычки управляться с лопатой коммунары быстро уставали. На третий день работ

Джек предложил устроить состязание – кто больше тачек вывезет к берегу. Разбились на пары и работали до темной ночи. Потом выкупались, развели костры и попробовали работать при кострах. Оказалось, что копать землю ночью легче, не так жарко. После этого землекопы разбились на две группы: одна работала днем, другая ночью.

Земляные работы наладились хорошо, бережок выровнялся в площадку, определилось место рабочего рукава.

Бригаду землекопов передали Маршеву, а Джеку поручили организовать забивку свай.

Из толстых бревен был сделан плот, а на нем подставка в виде буквы «П». Чугунную кувалду, весом полтонны, инженер Кольцов достал на время в городе, и за ней посылали двух лошадей с шестью людьми. Кувалду подвесили к подставке на канате, через блок. Получилась баба для забивки свай.

Яшка и еще восемь человек забирались на плот, отчаливали от берега. Ставили заостренную дубовую сваю, а потом принимались бить ее по верху кувалдой. Свая входила в грунт.

Забивка свай шла медленно: грунт в реке был крепкий, а сваи без железных наконечников – башмаков. Плот на воде качало. Не раз коммунары приходили в отчаяние, когда за день удавалось забить две-три сваи. Ведь всего надо было заколотить шестьдесят.

На третью неделю все утомились от работы. Главное –

жара изводила.

Бутылкин предложил сделать трехдневный перерыв, но

Николка не согласился.

– Воду обратаем, тогда и отдохнем, – сказал он.

Вечером у Чувилева разболелся живот. Он залег в кустах и сначала все стонал, а потом начал говорить, что работа на плотине непосильная и ненужная, коммуна и без электричества проживет, а через пять лет все равно у всех в избах лампочки будут.

– Ты чего? – спросил Бутылкин, подходя к нему с лопатой.

– Говорю, все от холеры здесь передохнем до социализма. На кой черт нам свою станцию строить, когда за нас поумнее головы в городе стараются!

– Что верно, то верно.

Бутылкин сел на землю. Подошли Курка, Чумаков.

Стали тихонько переговариваться.

Николка острил сваю. Он услышал шепот, загнал топор в бревно, с места крикнул: