Джек Восьмеркин американец

– Кому бы это быть? Кто там?

– Отоприте!

Голос звучал настойчиво, хоть и был незнакомый.

– Кто?

– Свои.

– Свои все здесь. Уходи.

Тишина.

– Пустите, – снова раздалось со двора. – Холодно. Это я, сын ваш, Яков.

Пелагея вскрикнула и села на лавку. Зашептала тихо:

– Аминь, аминь, рассыпься.

Катька тоже испугалась и заревела. Быстро зажгла лампочку, все время всхлипывая и тяжело дыша. Со двора к стеклу прижалось лицо.

– Пустите, что ль?

– Яша, Яша… – зашептала Катька.

– Ведь покойничек ты, – сказала мать серьезно и тоскливо. – Как тебя пустить?

В окно сильно стукнули.

– Не покойник я! – доносилось со двора. – Я из Америки приехал. Пустите, все расскажу.

– Открыть, что ли, мать? – спросила Катька смелее.

– Не открывай, Катя, – ответила Пелагея умоляюще.

Но Катька уже вышла в сени и подняла щеколду. Послышались мужские шаги, и Джек Восьмеркин вошел в избу.

Он нисколько не был похож на покойника в своем картузе и бархатной куртке. Но и на Яшку он не был похож.