– С вечера до вечера и с ночи до утра! – запел Блазнин.
– Ну, что ж, ради встречи к Егорычу? – воскликнул
Петелин, перебивая, и боязливо скривил губу: вдруг не согласятся?
– Неужто и Егорыч существует?
Егорыч, славный шинкарь довоенных времен, у которого пьянствовали все учащиеся города, как оказалось, теперь заведовал пивной кооператива. Он приветливо сквернословил у стойки, как встарь. Сидя за столиком и прихлебывая пиво, Блазнин и Воробков, перебивая друг друга, припоминали пьяные проказы юности. Но они были однообразны, восклицаний хватило ненадолго.
– Бывало, забежим к нему вечерком, норма была – бутылка втроем, по чайному стакану выпьем, хлебушком закусим – и на Московскую!
Петелин сбегал за водкой. Воробков отказался.
– А в те времена какой вкусной она была, и хмель был неземной.
– Ну, она и теперь хороша, – заметил Петелин.
Он только что вышел из тюрьмы, разговаривал на непонятном языке, остроумничал об алиментах и абортах.
Блазнин заливался частыми и тонкими смешками. Воробков в годы ученья не очень водился с ровесниками. В зрелости и в Москве, уважая столичное общество, он привык к людям, к шуму. Он был безоружен против афоризмов Ланина, едкости Несветевича, от докучной же провинциальной болтовни легко защищался вялой скукой и высокомерно предавался своим размышлениям. Опьянев, Блазнин помрачнел.
– Прозябаем, Гриша, делов никаких. Даже все наши барышненки в Москву подались. Содержать хороших женщин не на что.
– Да наши-то, поди, все старые, – сказал Воробков. –
Детей понарожали. Кончилась, брат, молодость!
Поговорили о тяжести налогов. Пивная наполнялась народом, воздух густел от дыма и дыхания, в свете дня лица казались неестественными. Воробков высказал наблюдение, которое давно его раздражало.
– Во всем городе никто ни черта не делает! Все разваливается, приходит в упадок. Даже за собственными домами не следят, ставни висят на одной петле, ворота осели, не открываются, запущено, с улицы видно. Если в России все так работают, с утра в пивной, то неизвестно, как мы живем. Эх вы, мелкая буржуазия! Ни торговли, ни промышленности.
Блазнин обиделся.
– Вы в Москве пупки над работой рвете. А сейчас народ в пивную набивается парад смотреть, отсюда всю площадь соборную видать. Нынче наша пожарная команда семьдесят пять лет с основания справляет, и начальник ее, знаменитый товарищ Бибиков, в Воронеж переводится.
Петелин же добавил:
– На вокзале проводы, всей командой туда поедут, –