Саранча

Евгения Валериановна, рослая, очень плотная, темноволосая женщина в смуглом загаре, прельстила его круглотою, хорошим аппетитом и почти мужской физической силой. Она была под стать соседу справа, Величко, который благосклонно попивал белое вино, и слушатели внимали – разговаривал многозначительно.

– Перед истинным коммунистом, не по одному партбилету, развертываются сложнейшие личные проблемы. Я, например, задумываюсь, и задумываюсь до боли, как сочетать вежливость и тонкость – с пролетарской простотой?

И, сжигая корабли, оставлять ли эстетику?

– Оставлять, оставлять, – щебетнула Евгения Валерьяновна вовсе ей не свойственным тоном. – Любовь к красоте у революционера, – чудно!

Величко приосанился и выводил тенорком:

– Как это мне близко. Я тоскую на работе, которую веду теперь. Земорганы – это такая проза. Я никого не обижаю, товарищи? Здесь агрономы…

– Пожалуйста, – скучливо проворчал Тер-Погосов.

– Я бы с удовольствием, конечно, пошел по издательству, по просвещению, на культработу какую-нибудь… Но для меня это мелко, партия не отпустит меня.

Евгения Валерьяновна попыталась ввернуть: «Вас так ценят…» Он поднял взор к потолку, не зная, на ком его остановить. Его всегда удивляла компания у Муханова: какие-то бесцветные молодые люди из бухгалтерии Саранчовой организации, из приемочно-оценочной комиссии, машинисточки, – спецы решительно опускались. Он даже не помнил фамилии этих своих подчиненных, по небрежности и неразборчивости хозяев ставших его собутыльниками. Он достал часы, взглянул, поднялся, пошатываясь.

– Товарищи, неотложные государственные дела призывают меня к работе. Зубы письменного стола держат меня непрерывно. Но, с другой стороны, я не имею права роптать. Я на гребне нового, я связал свою судьбу с революцией, и чем бы я был без нее? – спрашиваю себя. В

лучшем случае был бы учителем. Впрочем, так и весь пролетариат, разбивший свои цепи… И вот от имени пролетариата, взирающего с надеждой на противосаранчовую экспедицию, организованную нами, я желаю вам, товарищи, успеха, победы, стройными колоннами вы идите и убейте опасность.

Он медленно сел. Все глаза следили за тем, как он опускался. Мгновенное замешательство, – надо кому-нибудь отвечать. Муханов под столом искал ногу

Тер-Погосова. Евгения Валерьяновна подала голос, сквозь томность пробивалась тревога:

– Георгий Романович, прошу вас!

– В самом деле, – поддержал Муханов. – Георгий, тебе и карты в руки, ты адвокат.

– Позвольте, надо же выпить Абраши! – закричал Веремиенко.

Хозяйка поблагодарила его взглядом.

– Милый, вы молодец! Шампанское под краном на кухне.

Покуда он бегал, пускал пробки в потолок (блондинка повизгивала), разливал, – взглядами и шепотом успели уломать Тер-Погосова. Величко ничего не замечал. Оратор встал и поднял бокал.

– Александр Филиппович говорил коротко, директивно, дал военный приказ. Что мы должны ответить? Клянемся, исполним. Мы ответим, как Наполеону: «Старая гвардия умирает, но не сдается».