Саранча

Он уселся, как усаживался в этой комнате вечерами, под пульсирование знакомой динамо, полтора десятка лет, в позе, которая, казалось, была ему навязана невидимым футляром, и, поигрывая пугающе длинными пальцами, начал обычное:

– Вспоминаю, это было за Мейером, в тринадцатом году, на четвертом року моей службы в качестве помощника механика. Тогда тоже появилась страшная саранча.

Господин Мейер был хотя и немец, но честный и порядочный человек (он безмятежно поглядел на Крейслера), –

и надо сказать, тогда ведь все посевы страховались, однако он считал долгом бороться с саранчой и купил те аппараты

«Вермореля». И я вспоминаю, что мы не нуждались в продуктах для рабочих. Если не было, мы их покупали в

Черноречье у молокан, а потом подавали счета уездному агроному.

Трудно было понять, какой опыт вынес пан Вильский из нашествия тринадцатого года. Заметив недоумение, он с ужимками крайней доверительности закончил:

– Я только счел долгом сказать, как было за Мейером.

В открытое окно через сетку от москитов пробился заливистый лай тощей собаки Халхалки, ожесточенный, прерывистый, хриплый. Ее прервали руганью. Под осторожное отпрукиванье тяжело прошлепали копыта лошади.

Таня вышла.

– А мне черт с ним, как было с Мейером, – без насмешки возразил Эффендиев, прислушиваясь. – Не хватит хлеба, завтра же отниму у кулаков. Пусть меня расстреливают. Надо от нее отбиваться. Не могу без дела сидеть, ждать, когда она меня жрать придет.

Он потому и был близок Крейслеру, что видел в саранче личное несчастье. Таня вернулась.

– Телеграмма. Привез нездешний, беженец, заблудился: Веремиенко? – спросила она.

Михаил Михайлович возился с бандеролью, руки дрожали, едва не порвал бумагу.

«ЦЕЛАЯ ЭК-СПЕ-ДИЦИЯ, – медленно разбирал он полустершийся карандаш, – СРОЧНО ГРУЗИТСЯ ПОЙ-

ДЕТ МОРЕМ ТОЧКА ТРЮМ ПАРОХОДА БАРЖА

ПОЛНЫ ИНСЕКТИСИДАМИ С НАМИ ТРИ ГРУЗОВИКА

АППАРАТУРА КОННАЯ ВЬЮЧНАЯ ТОЧКА ВСЕ…

ВСЕ-МЕРНО ЗАДЕРЖИВАЙТЕ ДВИЖЕНИЕ САРАНЧИ

ВЕРЕМИЕНКО».