Крестьяне-туземцы, утомленные бесплодным трудом, дезертировали по селениям. Саранча подступила к стене, перемахивала через нее, как солдаты по телам павших товарищей. Огромные вороха трупов и живых личинок сбились у стены, медленный поток неуклонно шел через нее.
– Горят люди, дохнут отравленные куры и бараны. Она объедает шерсть даже на мертвых овцах.
Михаила Михайловича ела тоска усталости. Закат растекался по плоскому горизонту, как помидор на тарелке.
Лень и ломота похмелья. Двор шумел, шумел за спиною, отзываясь болью в голове.
– Белье-то сымай, Багирка, белье! Сожрала, проклятая, мокрую простыню да полотенце.
Траянов мигал воспаленными, как закат, веками.
– Михаил Михайлович, здесь преступление… Здесь тучи преступлений. Я приехал специально проверить один факт. У Саранчовой экспедиции, я узнал, есть аппараты
«Платца». «Платцы» эти – мои, то есть моей конторы. Их отняли два месяца назад, помните, когда вы у меня были, я расспрашивал про Тер-Погосова?
– Помню, конечно, помню.
– По моим сведениям, аппараты попали в частные руки, проданы с аукциона. Я был сегодня на станции. «Платцы»
– мои. Здесь темные комбинации.
Волнение не передавалось Крейслеру. Он наблюдал, как лениво ползла саранча, ему начинало казаться, что она продвигается сквозь него, лезет в уши, в ноздри, в глаза, почесывает и раздражает каждый участок кожи, каждую жилку. Нестерпимо зудели ногти. Жалили комары, слепни, приведенные с болота лошадьми.
– Земля истребляет нас. Наслала личинок, мы обессилели. Начинаешь верить в разгневанного еврейского бога, кажется, – это он пошел против тебя.
Крейслер наклонился, поднял крупную, в полпальца, личинку, вялую и сонную.
– Это пятый возраст. Скоро она будет окрыляться. В
два-три дня она подымется и улетит. Она погубила нас, в будущем году погубит других.
Саранча лилась во двор. Неистребимая и неуклонная, искала пищи и влаги для своей неначерпаемой утробы.
Слитная, как одно тело, и упругая всепроницающая масса растекалась повсюду, заполнила двор, дом, служебные постройки.
– Что, что вы сказали? – Крейслер прикусил губу, выводя себя из тягучей сонливости и возвращаясь к Траянову.
– Преступления? Какие преступления? Я подозревал и все время гнал от себя… Ведь это и против меня лично. Что я буду делать здесь, без хлеба, без хлопка, не справился с саранчой…