глубокая подлость, впрочем, от вас всего можно ожидать.
– Э, черт с вами! – досадливо крикнул я и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Весь этот день я просидел запершись в своем кабинете.
Как впоследствии я узнал, Маня в тот же день, поздно вечером, получила письмо от Зуева.
Очевидно, одумавшись и поняв свой поступок, Зуев пришел в ужас и тотчас написал ей отчаянное письмо. Не скупясь на самые нелестные эпитеты относительно своей особы, вроде «подлеца», «негодяя», «предателя» и т. п., он просил, как милости, позволить прийти на коленях вымолить себе прощенье и т. д., и т. д.
Все женщины более или менее фразерки, а потому и любительницы фраз, фразами можно подкупить любую женщину, даже самую умную, а если еще к пылким фразам прибавить пары две-три слезинок, о, тогда растает любое каменное сердце. Подобное повторилось и с моей женою.
Не знаю, что подумала она о Зуеве, получив записку, открывшую ей глаза, и какое решение приняла она относительно его, но только в ответ на его горячечное, самобичующее письмо она написала ему чрезвычайно ласковую записку, прося не отчаиваться понапрасну, не обвинять себя так жестоко, уверяя его в неизменности своих чувств к нему и чуть ли не в благодарности своей ему за его поступок, доказывающий глубину его преданности. В заключение всего, приглашала его явиться завтра между 12 и часом дня, переговорить
Не помню, какой-то француз-балагур еще в конце прошлого столетия сказал как-то:
«Женщины учатся грамоте для того, чтобы писать глупости, преимущество безграмотных женщин в том, что придуманная ими глупость только говорится, а не увековечивается посредством пера и чернил».
– Я пригласила к себе сегодня Зуева, – холодно сказала
Мэри на другой день за чаем. Чайный и обеденный стол был нашей нейтральной почвою, на которой мы сходились первое время, пока наши отношения не приняли более мирного характера.
– Зачем это? – удивился я. Вместо ответа Маня взглянула на меня как-то вскользь, безучастно, точно бы меня и не было, или, вернее, если бы я был столом или стулом.
Меня это несколько взорвало.
– Если ты находишь ненужным отвечать мне, незачем было и сообщать – проворчал я, – или, может быть, ты этим желаешь дать мне понять, чтобы я не приходил и не мешал вам? Когда же состоится ваша высокоторжественная аудиенция?
– В двенадцать часов.
– Ночи? – съязвил я; но Маня сделала вид, будто не поняла моего намека, и тем же спокойным тоном ответила:
– Дня. Впрочем, мне кажется, теперь, – она нарочно подчеркнула слово «теперь», – вам должно быть все равно, днем или ночью.
– Ну положим, – вспылил я, – если вы задумали мстить мне
– Не судите всех по себе, – холодно ответила Мэри. –
Хотя трудно более того опозорить честь своей фамилии, как то сделали вы сами, но тем не менее я обещаю вам, пока ношу эту фамилию, я не позволю себе сделать ничего такого, что могло бы бросить тень на столь достойного человека, как вы.