– Господин вахмистр, тревога, должно па Ишачьем броде! – торопливо доложил дежурный, подбегая к Терлецкому с его лошадью в поводу.
Быстрей птицы взлетел вахмистр на седло и, припав к луке, вынесся за ворота.
Луша, накинув байковый платок, выбежала из кордона на площадку. Она остановилась подле дежурного и, трепеща всем телом, начала прислушиваться.
Где-то далеко-далеко бухали выстрелы. Иногда они сливались в один залп и зловещим рокотом проносились по пустыне. С каждой минутой выстрелы становились все чаще и чаще, очевидно, перестрелка разгоралась и становилась все упорнее и настойчивее.
– У нас на посту никого нет? – спросила Луша дежурного.
– Все на границе. Дома я, да на смену мне Трубачев,
еще Касаткин остался, да он больной второй день лежит, встать не могит. Ишь, жарят! – добавил он, приникая ухом.
– Должно, теперь там пол-отряда собралось!
– А вахмистр там?
– Где же ему быть! Должно быть, там; и командир, думаю, туда поскачет. . Помиловал бы только Бог, убитых бы у нас не было..
– Авось Бог милостив! – набожно перекрестилась Луша.
– Вы бы, Лукерья Ивановна, в комнату шли, а то в одном-то платке холодно, чай!
– Ничего, я еще постою, послушаю, чем кончится!
С минуту они простояли рядом, прислушиваясь ко все еще не умолкавшей перестрелке. Вдруг где-то совершенно близко от них, по направлению к границе, мелькнул огонек и грянул короткий, резкий выстрел.
– Это откуда? – изумился дежурный. – Совсем близко, не дальше, как на первой дистанции. . Что бы это могло быть?
– Постой, никак скачет кто-то? – насторожилась Луша.
– Не слышишь, будто бы подковы стучат?
– А и взаправду скачет! – всполошился часовой, сбрасывая с плеча винтовку. Вдали ясно послышался порывистый топот несущейся во весь опор лошади.
– К нам! – прошептал солдат и, выступив вперед, громко крикнул: – Кто едет?
Ответа не последовало, но топот быстро приближался.