— Бондарин, вы знаете меня? Дед – кантонист, прадед
– крепостной, убит под Севастополем! Не скрою, были в нашем роду и духовные. Дядя служил дьяконом. Но где? В
гвардии Семеновском полку! Весь мой род – кадровое
солдатство, привыкшее к войне. Сам я ранен одиннадцать раз...
— Одиннадцать раз и три контузии, – подчеркнуто говорит Бондарин: дескать, желаете хвастаться, – пожалуйста!
— Одиннадцать раз. Но Хованские на рану сросчивы!
Значит, смерть видал во всех образцах. В самых неприглядных! Храбрейшие валялись у ней в ногах, вымаливали минуточку, – еще секундочку жизни! Видал – в шелках, в бархатах, равно как и нагую, наглую, и все же не могу примириться, когда умирают такие, как Матвеев! Не могу!
Он стукнул кулаком о консервный ящик. Коптилка, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда, подскочила и покачнулась. Врач поставил ее на место и поправил фитиль. Хованский раскрыл маленький овальный чемоданчик, достал флягу, налил чарку, протянул врачу. Тот отказался. Тогда Хованский, не угощая Марка, а только кончиком глаза наблюдая за ним, выпил, сплюнул и понюхал корку черного хлеба, лежащую на мокром полушубке.
— Куда, Бондарин? Обождите, выйдем вместе.
Хованский, упершись локтями в ящик, положил широкую голову на длинные и твердые, как колья, руки с толстыми, словно вожжи, жилами.
— Дмитрий Ильич, как вы относитесь к опере?
— Изредка бываю.
— Я не об этом, а о факте вашего отношения к оперной, равно и к симфонической музыке. Что вы скажете, лейтенант?
Голос – небрежный, насмешливый, будто дразнит этот лубяной голос.
— Ни разу не был в опере, товарищ подполковник. И
вообще к искусству отношусь хладнокровно, исключая кровных коней.
Подполковник повернул к нему большую голову со сверкающими азиатскими глазками и подумал: «Ну, да и мы не из пены морской родились, а из земли. Мы вас научим любить музыку». Он взял карандаш и провел им над головой.
— Слушайте!.
Он высоко, под потолок, поднял карандаш. Молчание воцарилось в землянке.
Наверху кто-то огромный и сверкающий жевал железными челюстями железо. Затем послышались такие звуки, словно лопались металлические пузыри. Запахло раскаленным металлом. Унылый, отдающий в костях звук, вопиющий об одиночестве, о смерти, поднялся и замер.
ebooksa