— О! Седой уже.
— Бывает... суть не в седине. .
Он, нервно стуча мундштуком о ноготь, торопливо, точно наотмашь рубя, спросил:
— А вы, лейтенант, и не подозреваете, что перед вашим приходом мы с подполковником имели рассуждение о вас лично?
— В списке пополнения моя фамилия значится, – сдержанно ответил Марк. И он хмуро добавил: – Благодарю вас за внимание, товарищ.
— ...Иван Карьин – имя известное. . – без внимания к собеседнику, а будто рассуждая сам с собой, продолжал врач. – Машина много раз выручала в бою. Спрашиваю подполковника: «Не сын ли случайно?» Звоним в штаб.
Угадал: сын.
— Я признателен весьма... Во время боя, да еще при
Бородине. . моя личность...
– В данном случае вы были не личностью, лейтенант, а канвою при другой личности, – сказал Бондарин.
Воспользовавшись тем, что лейтенант плохо слушает его, а разглядывает приближающегося к ним капитана
Елисеева, врач внимательно осмотрел Марка. При первом взгляде он кажется дурно сложенным, косолапым, разметанным, при втором – находишь некую, допустим, лесную изящность, а при третьем, – третий взгляд уже женский, –
влюбишься.
— Капитан, вы меня ищете? – заговорил быстро врач, суя танкисту портсигар. – Курите, курите, я только что.
Докурился до глупых мыслей, до головной боли! Каков
подъемчик перестрелки, а? С минуты на минуту самолеты появятся. Вы незнакомы? Лейтенант Карьин! Капитан
Елисеев, сосед наш и выручатель!.. Вы ко мне, капитан?
Молоденький, только что умывшийся и весь прибранный, как оптический аппарат, капитан Елисеев несомненно всем нравился, и несомненно, он знал это, и это нравилось ему. Взгляд его больших маслянистых и словно бы намокших глаз остановился на Марке, – и Марку понравился этот взгляд, на что капитан ответил еще более ласковым взглядом, не без оттенка превосходства.
Но тут капитан вспомнил что-то.
— Карьин?. Ох, боже ж ты мой, боже! Карьин? По верхней башне вижу – Карьин! Его голова! Сын Ивана?.