– Сегодня второй раз такое слышу!
– Почему ж вы не строите жизнь у себя в стране по-своему, зачем вы сюда приехали?
Надоели уже Фокину упреки, и ответил он с легким раздражением:
– А вы давно, барышня, из России?
– Я там не была десять лет.
Оглядел ее с легким недоумением Фокин.
– Так вы ступайте туда и попробуйте постройте! Вы думаете, жизнь строить – это пуговицы пришить?
Окна все в кабинете выходили на юг, метнулась было к ним Вера, но отошла. Глаза у ней вспыхнули, руки задрожали, и Фокин поднялся за ее словами, хотя и пропахли они насквозь запахами газеты «Накануне».
– Домой хочу, портной, домой, на родину! К полям, к просторам, к серому небу, – меня тоска ест от злости, вокруг меня льющейся на мою родину, на Россию. Я не хочу второй родины, не хочу окон на юг и лощеного, как цилиндр, моря… Я – домой!
Оська вдруг подсвистнул, подпрыгнул.
– Крой их, стервь, эх, перевести бы это кому-нибудь, мамаша! Собачонок-то ихних еще, собачонок наплодили, суки!
Выровнялся как-то от возгласа Оськина Фокин, с легонькой смелостью взял Веру за руки.
– А ты, девчонка, плюнь, и по откровенному делу сейчас садимся в аппарат и по-ошли…
Оська же предпочитал страшное, так он, выглянув в окошко, предложил:
– Дяденька, через окошко лучше на полотенце спуститься…
– Я люблю в России ее буйное начало, – сказала Вера и как-то выпрямилась (по-видимому, кое-какие привычки от жениха она успела приобрести), – ты вызвал во мне все, что так давно таилось во мне, тоску и таинственность российских просторов…
Фокин не читал «Накануне» и потому ничего не понял, но сказал значительно и твердо:
– Совершенно верно, и насчет манаток буржуазных не беспокойся, проживем и без них…
– Что такое манатки?
– Манатки значит барахло.
ebooksa