Фотографы, думая, что так и нужно, сняли Фокина и
Веру спускающимися по лестнице. Фотографии были попорчены гневным отцом, но и поломанные все-таки их вечером газеты напечатали с подробным объяснением относительно коммуниста и авантюриста Фокина, уворовавшего дочь князя Михайлова, русскую красавицу Веру.
Простите меня, друзья мои, читающие эту книгу!
Ее конец тривиален, как большинство теперешних книг, и нет ничего чудесного в возвращении Фокина, – и мне была бы такая тоска, такое одиночество написать по-иному.
Родные степи и холмы мои, Россия!
Мне ли, другому ли, но говорит, стыдясь, возлюблен-
ная: «Не целуй и не люби мои большие груди, у тебя сердце и губы варвара».
Но в теплом лиловом ветре вечеров – не так ли женоподобны поля и холмы, прикрытые золотым колосом, и не сосцами ли кажутся там золотые костры странников?
Россия!
От женоподобной и широкой щедроты твоих полей скоро тысячи странников пойдут мимо хат, мимо городов.
Их мозоли до твердости камня пропитаются твоей глубиной. И я позавидую каждому и буду думать, что придет день, когда березовый колок распахнет предо мной пахучую березовую дорогу и конец моей палки будет шипеть по сухим стеблям трав. Палка залоснится от этого шипа и с другого конца от моих ладоней.
Или ничего такого не случится и ничего не нужно? Такая жизнь, Фокин, такая жизнь!
Почему ж ты молчишь?
10. Доказываю, что все же конец повести не в предыдущей главе
Возвращаясь, мельком на польских станциях видал
Фокин старых знакомцев – пана Матусевича у самой русской границы, ксендза, сбирающего подаяния, оборванных жандармов. Бегали они все вдоль поезда, в руках у них были газеты и журналы с изображением Фокина, – и в каждом разный был изображен Фокин. Но последняя польская газета печатала чей-то портрет с надписью: «Извест-
ный русский авантюрист, выдающий себя за Христа, портной Иван Око».
А самого Фокина никто из них не мог признать, и проходил он мимо них с легкой тоской. Хотелось ему спросить про панну Андронику, но так и не подошел, да едва ли бы кто из них ответил, спросить бы лучше об ней варшавские улицы, где не однажды валялась панна Андроника, избитая сутенерами.
Больше всего был доволен Оська. Каждоминутно вбегал он в купе к портному и, тыча в окно пальцем, вопил:
– Мы ж шли тут, пан Ока, тут…
ebooksa