Обескураженный, снова спускаюсь на полотно, с тяжелым сердцем, со слезами на глазах.
План Фарускиара, которому едва не помешал его соперник Ки Цзан, задуман был очень ловко. Ему ничего не стоило направить поезд на боковую ветку, ведущую к недостроенному виадуку. На месте соединения обеих линий должен был дежурить соучастник бандитов и в нужный момент перевести стрелку. И как только показался зеленый сигнал, подтвердивший, что «все в порядке», злодеи убили машиниста и кочегара, замедлили на минуту скорость и соскочили на ходу с поезда, предварительно набив до отказа углем раскаленную топку. А теперь они, наверное, уже спустились в долину Чжу, чтобы найти среди обломков крушения сокровища богдыхана, надеясь скрыть свое ужасное преступление под покровом темной ночи... Самой утонченной китайской казни достойны такие негодяи!
Я сделаю все возможное, чтобы бандиты были пойманы и понесли заслуженную кару. Но расскажу обо всем китайским властям лишь после того, как повидаю Зинку Клорк. Надо будет исподволь подготовить ее к горестному известию, чтобы несчастье не обрушилось как удар грома.
Завтра же, как только мы приедем в Пекин, первым делом отправлюсь на улицу Ша-Хуа. И если Зинка Клорк не захочет разглашения тайны ее покойного жениха, то ничто не помешает мне сообщить все подробности о злодеянии Фарускиара, Гангира и четырех бандитов, действовавших с ними заодно.
Увы! Я слишком поздно прозрел. Но ведь есть, как вы знаете, один человек, давно уже заподозривший Фарускиара в недобрых намерениях, и он только ждет случая выступить в роли обличителя!
У разбитого паровоза собралась группа людей, среди них — майор Нольтиц, немецкий барон, господин Катерна, Фульк Эфринель, Пан Шао и Попов. Китайские жандармы, верные своему долгу, оцепили вагон с сокровищами. Что бы ни случилось, они не покинут его ни на минуту.
Фонари, принесенные багажным контролером из хвостового вагона, позволили нам увидеть, что осталось от локомотива.
Паровозная топка и котел превратились в бесформенные обломки. Уничтожен не только локомотив, но и тендер приведен в негодность. Водяные баки пробиты; уголь высыпался на полотно. Зато передний багажный вагон остался, как это ни удивительно, почти неповрежденным.
Потеряна последняя надежда: у молодого румына не было никаких шансов на спасение. При таком взрыве его могло разорвать на части, разнести в клочья. Неудивительно, что даже и следов не осталось от его тела.
Мы долго стояли молча, потрясенные ужасным зрелищем.
— Нет сомнения, машинист и кочегар погибли при взрыве,— нарушает молчание кто-то из присутствующих.
— Несчастные люди! — произносит Попов с тяжелым вздохом.— Я только одного не могу понять — как поезд очутился на Нанкинской ветке и почему они этого не заметили.
— Ночь очень темная, и машинист мог не заметить, что стрелка была переведена,— предполагает американец.
— Да, это единственно возможное объяснение,— соглашается начальник поезда.— Машинисту следовало остановить поезд, а мы, наоборот, неслись со страшной скоростью.
— Но кому понадобилось перевести стрелку? — спрашивает Пан Шао.— Ведь Нанкинская ветка еще не действует, и виадук не достроен.
— Думаю, это небрежность,— отвечает Попов.
— А я считаю, что злой умысел,— догадывается Фульк Эфринель.— Преступники хотели устроить крушение, чтобы похитить императорскую казну. Что еще их могло прельстить? Разве не с целью грабежа бандиты напали на нас между Черченом и Чарклы-ком? Думаю, что мы вторично подверглись нападению.
Американец и не подозревал, насколько был близок к истине.
— Вы, стало быть, полагаете,— говорит начальник поезда,— что после шайки Ки Цзана другие разбойники осмелились...
Майор Нольтиц, до сих пор не принимавший участия в разговоре, перебивает Попова и говорит громко и внятно, так, чтобы его все услышали: