— Не волнуйся, сестричка, — заверил капитан Харалан. — Месье Видаль узнает наш Рагз как свои пять пальцев!
— А церкви! — восхищалась мадемуазель Мира. — Видите наши церкви с высоченными колокольнями? В воскресенье вы услышите колокольные звоны. Вон площадь для торжеств и ратуша с островерхой крышей и огромными окнами. А на каланче башенные часы. Они бьют каждый час!
— Завтра же пойду туда! — сказал я.
— Эй, месье, — окликнула Марка мадемуазель Мира, — куда вы смотрите?
— На кафедральный собор, дорогая. Посмотри, Анри, как он массивен, как красивы фасадные башни, а центральный шпиль устремлен к небу, будто хочет донести до Бога молитву. Но больше всего я люблю монументальную лестницу.
— Но почему?
— Потому что она ведет к одному укромному местечку на хорах, где… — Марк выразительно посмотрел на невесту, и та вдруг зарделась.
— Где… — прошептала девушка.
— Где я услышу из ваших уст прекрасное слово, хотя и очень коротенькое, в нем только один слог…
В этот день я обедал у Родерихов. Вечер мы тоже провели вместе. Несколько раз мадемуазель Мира усаживалась за клавесин[578] и, сама себе аккомпанируя, проникновенным голосом пела народные песни, оды[579], элегии[580], баллады…[581] Восхищение мое росло.
Когда мы вернулись в гостиницу «Темешвар», Марк зашел ко мне в комнату.
— Ну скажи, я здорово преувеличил?… Есть ли на свете другая девушка…
— Другая?! — гневно перебил я его. — Нет! Твоя невеста просто нереально прекрасна!
— Ах, Анри! Как я люблю ее, если бы ты только знал!
— Черт побери! Это меня совсем не удивляет, дорогой братец! Я отрекся бы от тебя, если бы дело обстояло иначе!
Ни одно облачко не омрачило этот счастливый майский день.
Глава V
Наутро в обществе капитана Харалана я приступил к знакомству с Рагзом. Свадьбу назначили на первое июня, то есть через двадцать дней, и Марк был весь в хлопотах. Мой спутник оказался превосходным гидом, эрудированным, истинным патриотом родного города.
Я не говорил с Хараланом о Вильгельме Шторице, хотя не забывал о странном сопернике Марка ни на секунду. И сам капитан не проронил ни словечка по этому поводу.
Как и большинство венгерских городов, Рагз мог предъявить метрики[582] на четырех или пяти языках — латинском, немецком, славянском, мадьярском… И названия эти столь же сложны, как и имена князей, великих герцогов[583] и эрцгерцогов[584].