После полудня, около пяти часов, лодка, не привлекая внимания, без шума и излияний народного восторга, вновь устремилась вниз по Дунаю. Прошло совсем немного времени, и эти два города — Землин и Белград, — такие враги в прошлом, такие друзья ныне, для которых уже утратили справедливость слова автора «Восточных мотивов»[104], исчезли из виду. И если Дунай и сейчас приходит в ярость, то уже не из-за угроз Землину или Белграду, а потому, что страшные ветры, обрушивающиеся на его широкое и глубокое ложе, поднимают «волну, подобную морской», и наступает черед речников бояться гнева реки.
Что удивительно, ни господин Егер, ни Илья Круш ни словом не обмолвились о различных событиях, коими было отмечено время их разлуки. Лишь когда лодка спокойно поплыла по течению, Илья Круш вскричал, сжав руки своего спутника:
— Ах, господин Егер, какими долгими показались мне дни без вас!.. В каждом городе, в каждой деревне я надеялся вас встретить!.. Я боялся, не приключилось ли с вами какое несчастье...
— Нет, господин Круш, — отвечал господин Егер, — нет! В Вене мне срочно пришлось заняться важными делами, у меня едва хватило времени, чтобы предупредить вас, черкнув несколько слов! Это очень смущало меня, но я не мог ничего поделать, вы получили мое письмо, когда я был уже далеко...
— Я тоже, господин Егер, не стал задерживаться в Вене... уже в три часа утра отвязал лодку и отправился в Прессбург...
— Отчего такая спешка?
— Перво-наперво, чтобы вас не пропустить, если вы захотите там присоединиться ко мне... и потом, чтобы избежать суеты и шума...
— Так венцы знали о вашем прибытии? — удивился господин Егер.
— Узнали. Ваш письмоносец проболтался, но все-таки я улизнул...
— Вы все тот же, господин Круш!
— Все тот же, господин Егер, и, как всегда, рад вашему обществу.
— Я тоже, господин Круш.
— И мы больше не расстанемся до конца путешествия?
— У меня есть все основания надеяться на это.
Эти слова заставили просиять добродушное лицо Ильи Круша.
— Господин Егер, — спросил он вновь, — скажите, вы знаете, что случилось со мной в Пепгге?
— Еще бы не знать, господин Круш! Арест, заключение... Принять вас за этого пресловутого Лацко, которого никак не удается поймать...
— Ответьте мне, — оживился Илья Круш, — неужели я похож на преступника?
— Конечно нет, более того, если самый честный человек на земле на кого-нибудь похож, то только на вас!
— Тем не менее целых четыре дня, господин Егер, меня считали главарем контрабандистов, и, казалось, председатель Рот ничуть в том не сомневался...