Напившись, он присмотрелся к своему сторожу повнимательнее. Нет, ничегошеньки бандитского. Мужик как мужик. Вполне цивилизованного вида. Вот разве что молниеносная реакция на каждый звук: глаза вниз, руки чуть в стороны — к бою готов.
— На, оденься, — Заурбек швырнул ему штаны и футболку. — Костюмчик твой во дворе валяется, очень уж воняет. Вряд ли ты захочешь в нем красоваться. Паспорт вынули, но он тебе пока без надобности.
На кухонном столе, кроме знакомого фальшивого паспорта, Борис увидел бумажник и прочую карманную мелочь. И еще почему-то галстук — скомканный в грязную кучку, едва узнаваемый.
Четок не было.
И на голове со скрученными руками не постоишь…
Притащив две пары наручников, Заурбек приковал Бориса к трубе — не то газовой, не то отопительной, полоснул ножом по скотчу, стягивающему запястья, и уселся напротив:
— Программа у нас такая. Я сейчас беру видеокамеру и снимаю кино. С тобой в главной роли. Ты такое кино наверняка видел и не раз. Ну там, мама, папа, меня похитили, обращаются хорошо, обещают вернуть в целости и сохранности, — он хохотнул. — Только оно было про других. А это будет про тебя. Что говорить отцу, понимаешь? Можешь ничего не говорить, это без разницы. По твоему виду все понятно и так.
— Четки украли! — Борис брезгливо сплюнул себе под ноги. — Народные герои, блин!
— Талисман, что ли? — презрительно хмыкнул Заурбек. — Талисман тебе пригодится…
Подойдя к столу, он взял вилку, брезгливо подцепил ей тряпку, которая еще вчера была дорогущим галстуком, откинул, обнажив горку каменных шариков — четки. Все с тем же презрительно-брезгливым выражением бандит бросил их пленнику.
Широко улыбнувшись. Борис пропустил камешки сквозь пальцы, нащупал нужный, нажал…
Вот только затекшие после цирковых подвигов и многих часов под тугим скотчем пальцы подвели. Ошиблись. Совсем чуть-чуть. Но иногда «совсем чуть-чуть» означает «совсем нет». И, главное, Борис о своей ошибке даже не догадывался. Тем более что думал больше о том, что вместо предполагаемого «глухого ущелья» привезли его в какой-то населенный пункт, причем скорее городского, чем сельского типа, и, значит, «распоследний вариант» в виде упреждающего ракетного удара теперь-то уж точно отменяется. Да и выбраться отсюда будет, наверное, легче…
— Может, ты меня покормишь сперва? — дружелюбно предложил он своему сторожу. — Тебе ж Салаудди не приказывал меня голодом морить, совсем наоборот.
Заурбек вдруг напрягся, прищурился зло.
— Слышал наш разговор?.. Впрочем, это без разницы…
— И побриться бы не мешало, — просительно проговорил Борис, думая о том, что чем дольше он протянет время, тем лучше — помощь приближается, сигнал-то он подал. Ай молодец, Козырев, скажет Теплов. Очень трудно было под такие мысли сохранять мрачное выражение лица, которое, по идее, полагается пленнику в столь безрадостной ситуации. — Или надо, чтобы я имел в кадре жалкий вид? — сыронизировал он.
— Тебе там брить нечего, перебьешься, — пренебрежительно бросил Заурбек. — И вид у тебя вполне жалкий… А поесть можно, — неожиданно спокойно добавил он. — Я и сам не завтракал. Да и ужинал черт знает когда. Но кушать придется тебе руками, — он широко, во весь рот, ухмыльнулся. — Еще не хватало, чтобы ты меня вилкой убил.
После короткой молчаливой трапезы боевик принес штатив, приладил на него видеокамеру.
— Готов, Руслан Бекханович?
— Всегда готов, — бодро отрапортовал Борис, лихорадочно размышляя, какую линию поведения выбрать.