— Петрович! — он стукнул кулаком по столу. — Я ее тебе это… дарю! Вот на раз!
— Э, нет, — тот замахал руками. — Совсем развезло, мозг отключился на радостях? Ты хоть немного-то соображай. Такое не то что делать, про такое говорить нельзя. Меня ж после такого… подарка и десяти минут на работе не оставят. Ну, максимум двадцать, если очень повезет, — он подошел к окну, раздвинул шторы. — У тебя, Кривенко, теперь новая жизнь начинается, чуешь?!
— Чую! — воодушевленно воскликнул Клык.
— И пейзаж у тебя за окном теперь вон какой… вдохновляющий! Красотища! Ты цветочки себе тут заведи. На балконе плющ по стене пусти или там виноград дикий, чтоб как в беседке. Я тебе могу отростков нарезать, воткнешь, а на будущий год будет зеленым-зелено.
— Нарежь, друг! — Клык внезапно почувствовал, как защипало в глазах. Как у пацана трехлетнего, честное слово!
Петр Петрович покрутил головой.
— Ты ж отличный мужик, Кривенко! Как же ты мог в этой норе сидеть вонючей, в клубе вашем?! Ну ведь как таракан какой забился в щель, прости господи, за чужую кровь с жирных мерзавцев деньги получал. А тебе ж, Кривенко, всего тридцать один год. Мог бы жить да радоваться, в жизни столько всего, с девушкой бы какой познакомился… Знаешь, сколько по статистике в одном только нашем городе одиноких женщин?
— С моей-то рожей? — скривился Клык.
— Фу, как грубо. Вполне себе мужественное лицо. Шрамы украшают мужчину. И вообще, женщины нас за другое любят. Ну, и опять же ты теперь жених хоть куда: квартира, работа приличная, все при тебе. Ладно, засиделся я у тебя. Давай на посошок, да я поеду. На неделе заеду с бумагами, ну, и деньги за машину привезу. Вопросы есть? — Петр Петрович просипел в рацию что-то неразборчивое, вроде «кто живой? машину дайте к подъезду».
— А парень этот, Борис, вы его к себе заберете, да? Он в органах будет служить?
Опер вздохнул:
— Я ж тебе русским языком объяснил, Кривенко: забудь про этого парня. Да, был такой юноша, подавал надежды. В армию юноша пошел, ясно? Восемнадцать стукнуло — и призвали. Точка.
Клыку почему-то страшно было отпускать симпатичного опера. Как будто уйдет этот дядька — со своим клетчатым платком, здоровенными очками и шарфом на шее — и вместе с ним исчезнет все остальное. И новая жизнь, и из квартиры придется опять в свою каморку перебираться, и в клубе его наверняка никто ждать не станет… В клубе?
— Погоди, Петрович, я забыл еще…
— Эк тебя пробило. Ну, валяй.
— Мне же в клуб надо — прямо обязательно. На пять минуточек всего! Там котик приблудился. Смешной такой, маленький совсем. Мне бы забрать его. Пусть здесь живет, это же можно? Только забрать его…
— Кривенко! У тебя от перцовки ум за разум, что ли, заходит? — от возмущения Петр Петрович даже сипеть перестал. — Вот сейчас я, по-твоему, должен все бросить и котика твоего разыскивать?
Клык упрямо набычился:
— Так я сам поеду. Ну чего там — туда и обратно.
— Куда ты поедешь?! — Петр Петрович попытался заорать, но закашлялся. — Сиди здесь и носа не высовывай. А высунешь тогда только, когда я тебе разрешу. Ну, в магазин можешь выходить. Есть-то тебе надо что-то. Но в клуб — не раньше чем через неделю. И только по моей команде. Дошло?