Пир князя Владимира

22
18
20
22
24
26
28
30

Вышла она, а женщины, размахивая руками и перебивая друг друга, крестясь и отдуваясь, потребовали, чтобы она запретила дочке петь.

– Хватит, пусть замолчит! А то все село погубит… Пусть она у тебя будет жива и здорова, но только пусть не поет!

Магда и рта не открыла. Дождалась, когда иссякнет поток их слов, и медленными, тяжелыми шагами вошла в дом. Не спеша потянула за собой тяжелую деревянную дверь и неслышно закрыла ее.

Марика больше не пела. День за днем протекал в тишине.

Прошло не так много времени, как чума побила голубей Дуки, были они один краше другого и один за другим перемерли почти все. Дукатин, страстный голубятник, единственный ребенок у своих родителей, которому все было разрешено, даже бездельничать дома, пока они трудятся, только кусал губы и бледнел. Шрам над левой бровью, полученный в каких-то детских проделках, выглядел теперь более глубоким и пожелтел, так что казался следом от укуса луны, и из него по лицу распространялась бледность. Домашние забеспокоились. Мать пыталась отвлечь его:

– Не надо, сынок, так тосковать. Побелим все, очистим от заразы, и разведешь голубей лучше прежних.

С понедельника до пятницы погибли почти все его крылатые любимцы, а оставшиеся живыми поскучнели.

В субботу, в первой половине дня, из дома на холме раздался резкий крик, вспоровший начинавшееся утро.

Магда после этого вопля, в котором она выдохнула первый приступ боли и бешенства, принялась причитать. Две молодайки, которые по каким-то своим делам случайно оказались поблизости, так и рванулись в стороны, зажав ладонями уши.

В доме, опустив голову, перед своей матерью стояла Марика.

В то утро она, как и всегда, только встав, пошла к роднику. Он был к их дому ближе, чем большой, тот, которым пользовалось все село, да и вода в нем была слаще. Задержалась она там дольше, чем обычно, а когда вернулась, в руках у нее был не кувшин с водой, а пряди волос. Отрезанные мертвые волосы переливались рыже-золотыми отблесками осенней травы на закате солнца.

Она утирала слезы этими прядями.

Платок из тонкого полотна, окрашенный крапивным отваром и украшенный густой желтой вышивкой, упал ей на плечи, оголив голову с грубо и неумело обстриженными волосами.

На окне целовались два голубя. Резкими и быстрыми движениями ударяли хвостами по стеклу. Их трепыхание остановило проклятия Магды. Потрясенная мгновенным озарением, она смотрела на птиц острым взглядом, пронзающим туманы прошлых лет.

– Голуби Дукатина, – произнесла она тусклым голосом.

Чтобы отогнать их, Марика махнула в сторону окна безжизненными прядями, которые держала в руках как что-то чужое.

Магда схватила ее за руку:

– Не надо. Пусть воркуют.

Сдернула платок с дочкиных плеч, расстелила его на дощатом полу, положила на середину все волосы и связала концы платка крест-накрест. Поднялась, погладила дочку по голове, спрятала узел с волосами в массивный деревянный сундук, тяжелую крышку которого едва подняла, а потом из выдвижного ящика буфета достала ножницы. Исправить то, что можно было исправить.

Одну прядь волос Марика тайком сунула себе в рукав, а потом спрятала под подушку.