– А Бет?
– Бедняжка Бет! Она пошла взглянуть, кого убили, и рехнулась: начала визжать, биться головой об стенку, так что на нее надели смирительную рубашку и отправили в больницу.
– Скверно. Ну а где же юный Бейтс?
– Где-то слоняется, чтобы не показываться здесь до темноты, но он скоро придет. Теперь некуда больше идти, потому что у «Калек» всех забрали, а буфетная битком набита ищейками.
– Это разгром, – кусая губы, подвел итог Тоби. – Многих сцапают.
– Если они закончат следствие и Болтер выдаст остальных – а он, конечно, это сделает, – полицейские могут доказать участие Феджина и назначить суд на пятницу, а через шесть дней его вздернут, клянусь всеми чертями! – сказал Кэгс.
Подавленные этими словами, они какое-то время сидели молча, уставившись в пол, как вдруг услышали, что в дверь кто-то скребется, и в комнату вбежала собака Сайкса. Они бросились к окну, потом вниз по лестнице на улицу. Но самого Сайкса нигде не было.
– Что же это значит? – сказал Тоби, когда они вернулись. – Не может быть, чтобы он шел сюда!
– Если бы он шел сюда, он пришел бы с собакой, – сказал Кэгс, наклоняясь и разглядывая пса.
– Откуда она могла взяться? – воскликнул Тоби.
– Не мог же Сайкс покончить с собой? Как вы думаете? – спросил Читлинг.
Тоби покачал головой.
– Если бы он покончил с собой, – сказал Кэгс, – собака потянула бы нас к тому месту. Нет. Я думаю, он убрался из Англии, а собаку оставил.
Так как уже стемнело, то закрыли ставни, зажгли свечу и поставили ее на стол. Говорили мало, да и то шепотом, и так были молчаливы и запуганы, словно в соседней комнате лежало тело убитой женщины.
Вдруг внизу раздался нетерпеливый стук в дверь.
– Юный Бейтс, – сказал Кэгс, сердито оглядываясь, чтобы побороть страх, охвативший его.
Стук повторился. Нет, это был не Бейтс. Тот никогда так не стучал.
Крекит подошел к окну и, дрожа всем телом, высунул голову. Не было необходимости сообщать им, кто пришел: об этом говорило его бледное лицо. Да и собака встрепенулась и, скуля, подбежала к двери.
– Мы должны его впустить, – сказал Крекит, беря свечу.
– Неужели ничего нельзя поделать?