— Одну минуту, Антон Филаретович, — вмешался начальник. — Не стоит торопиться. Возможно, нам понадобится опросить свидетелей.
— Не смею спорить, — пожал плечами Каширин.
— А впрочем, я, наверное, пойду домой, — повернувшись к Ардашеву, негромко вымолвила супруга. — Это печальное зрелище не для меня.
— И я с вами, Вероника Альбертовна, — утирая слёзы крохотным платочком, чуть всхлипывая, проронила Мильвидская.
— Вот-вот, — поддакнул банкир Старосветский, обращаясь к жене, — и ты, дорогая, поезжай с ними. Я буду позже…
Вздыхая и перешёптываясь, дамы удалились.
Тем временем начальник сыска двумя пальцами (за дно и край) взял чайный стакан, понюхал, хмыкнул и отставил в сторону. Потом настала очередь полупустой бутылки сельтерской. Но она отвлекла внимание сыщика ненадолго — теперь он занялся карманами покойного: из светлого сюртука выудил медный портсигар, коробок спичек, карандаш и овальную фляжку ручной работы.
— Ого! — присвистнул Каширин. — Серебряная?
— Да, не сомневайтесь. Тут гравировка даже имеется: «С днём Ангела, милый! Твоя Крошка С.». — Поляничко помолчал немного, а потом спросил помощника: — А что, Антон Филаретович, разве этот настройщик фортепьяно… как его…
— Харитон Модестович Акулов, — подсказал тот.
— Вот-вот… женат?
— Никак нет, одинок, как горох на блюде.
— Так-так… — полицейский, достав носовой платок, аккуратно отвинтил крышку, налил в стакан немного содержимого фляжки и, рассмотрев жидкость на свет, заключил:
— Коньяк. И к тому же недешёвый.
— Позволите? — осведомился Ардашев, и, получив согласие, тоже понюхал стакан, и добавил: — То, что это коньяк, — несомненно. Только запах у него странноватый…
— И что же вам в нём не нравится? — усмехнулся Каширин.
Но адвокат не успел ответить, потому что в этот момент Ефим Андреевич, уже набив нос табаком, потянул воздух. Зелье возымело действие, и сыщик разразился однообразной, как хлопанье куриных крыльев, чередой чихов, прерываемых словами «Прости, Господи!». Вытерев всё тем же фуляровым платком выступившие слёзы, он крякнул от удовольствия и спросил доктора:
— Итак, Савелий Панкратович, позвольте услышать ваш медицинский вердикт.
— Exitus lethalis, — сухо выговорил Мильвидский.
Поляничко пожевал губами и сощурился.