Робинзоны космоса

– Все идет, как мы и предполагали, – проговорил Хани слишком уж спокойным, из-за чего это спокойствие не показалось мне естественным, голосом. – Теперь взрыва ждать уже недолго…

Однако прошел целый час, а ничего нового не происходило. Солнце неторопливо вращалось. Затем его медленно пульсирующий диск деформировался. Сбоку появился гигантский протуберанец, взлетевший, наверное, на миллионы километров.

Хани прильнул к объективу спектроскопического анализатора:

– Реакция Хорка – Кельбика началась! Через несколько секунд…

Закончить он не успел. Несмотря на почти мгновенную настройку светофильтров, мы все были почти ослеплены нестерпимо яркой вспышкой в самом центре Солнца. Когда способность видеть вернулась к нам, весь диск был окутан невероятными фиолетовыми протуберанцами. В течение пары минут Солнце раздувалось, теряло шарообразную форму, словно распадалось на части. Затем последовал сам взрыв.

Кипящее огненное море заполнило весь экран первого ретранслятора, и тот прекратил передачу, распавшись на атомы.

– Теперь остается только ждать, – проговорил Хани.

Чудовищный световой поток устремился за нами вдогонку. Но в телескопе, установленном на вершине центральной обсерватории, Солнце по-прежнему походило на сверкающую звезду. Второй ретранслятор перестал работать еще до того, как раскаленные газы достигли его, расплавленного радиацией. На последнем изображении с Меркурия люди увидели гору Теней, резко выделяющуюся на фоне охваченного пламенем неба. Даже с Марса Солнце казалось теперь более крупным и ярким, чем некогда из обсерватории Герукои.

Вскоре нас вызвал Клобор.

– Я вернулся с последней прогулки по Марсу. Уже сейчас находиться на поверхности нельзя. Лишайники горят. Думаю, жить мне осталось недолго, – закончил он тихо.

На мгновение он исчез, затем снова появился на экране:

– Здесь уже тридцать два градуса! Когда стрелка покажет пятьдесят…

Он положил термометр на стол так, чтобы мы его видели. Стрелка быстро перемещалась. Сорок градусов… сорок пять…

Я почувствовал, как кто-то сунул мне в руку бокал. В подземелье марсианского ретранслятора Клобор поднял свой:

– Друзья, тост Кальра-основателя! Думаю, сейчас он подходит больше всего! За прошедшие века, которым я посвятил свою жизнь!

– За настоящее! – хором ответили мы, вставая.

– За вечные дни грядущего!

Мы выпили. Клобор поднес бокал к губам, отпил и рухнул на стол; рука его бессильно свесилась на пол.

Мы продолжали стоять молча. Стрелка термометра перемещалась все быстрее и быстрее. Когда она показала девяносто градусов, ретранслятор перестал работать.

Часть третья