Робинзоны космоса

Он исчез в глубине дома, тяжело опираясь на слуг. Между деревьями появилась шатающаяся, вся в крови фигура, в которой Стелла признала Ээнко. Великий воин спотыкался, кровь лилась из его бесчисленных ран. Он медленно приблизился к дому, смерил Стеллу полным ненависти взглядом и рухнул на землю где-то под крытой галереей.

– Позаботься о нем, Сика. Я взгляну, как там господин Лапрад.

Тераи сидел на постели, сжав голову руками, не обращая внимания на кровь, пропитавшую повязку. Когда Стелла вошла, он поднял на нее глаза:

– Хотите знать, как это было, да? Прекрасная статья для вашей газетенки? Что ж, я вам расскажу.

– Не надо ничего говорить!

– Нет, я должен выговориться, иначе все это меня задушит! Проулками и через парки мы беспрепятственно добрались до холма. Там уже собралась огромная толпа, ближе нам подойти не удалось. Мы затаились в кустах, метрах в пятидесяти от храма, справа от него. Тройной кордон солдат отделял толпу от того места, где был воздвигнут их мерзкий алтарь. В бинокль я видел даже ножи для жертвоприношений. Потом, под рев труб, появились жрецы, толпа завопила, привели первую девушку, уложили на камень и – раз! – ей мигом вспороли живот, еще живой. За ней последовала вторая, третья… Я не мог вмешаться, не мог растрачивать впустую и без того мизерные шансы спасти Лаэле! Наконец появилась она. Она не была, как другие, отрешенной или одуревшей от страха! Она отбивалась как могла, и, должно быть, у многих из этих мерзавцев навеки останутся следы от ее ногтей и зубов! Когда ее хотели уложить на алтарь, я начал стрелять, снял всех жрецов с жертвенными ножами, и мы ринулись вперед. Но между нею и нами было слишком много народа! Чем больше людей мы истребляли, тем больше их прибывало. Я убивал, убивал и убивал – мужчин, женщин, детей, с этими мерзкими рожами фанатиков… Я и окружавшие меня ихамбэ пробивались вперед в лужах крови, пока остальные наши парни палили налево и направо. В какой-то момент, после разрыва гранаты, в лицо мне прилетела оторванная женская голова. В конце концов я увидел, что нам не пробиться: Лаэле уже обступили другие жрецы с ножами. И тогда, выкосив все вокруг себя при помощи гранат, я испустил свой боевой клич – пусть Лаэле знает, что я здесь. Потом прицелился ей в голову, выстрелил, и она упала замертво. А затем… затем оставалось лишь выбраться оттуда живым, выбраться для того, чтобы иметь возможность отомстить за нее! Вот и все. Мы вернулись, и я уже перелезал через стену, когда меня настиг этот камень.

Он умолк, потом продолжил:

– Это фанатики, Стелла! Самое отвратительное, самое ужасное и самое опасное на свете! Они убили моих родителей, убили Лаэле, пытались убить меня! Но меня эти сволочи упустили! И я заполучу их шкуру – по крайней мере, на этой планете! Фундаменталисты, эти жалкие недоумки, живущие легендами бронзового века! Беельбаисты, воображающие, что вырезанные у девушек яичники принесут им богатый урожай тле и кулира! Но худшие из всех – это ваши, Стелла, ваши, полагающие, будто технический прогресс – это все, путающие науку и технику с производством блестящих побрякушек, убежденные в том, что, если земляне, благодаря удаче или случаю, оказались первыми в этом уголке космоса, им позволено грабить соседей и навязывать им свою цивилизацию, если это слово вообще уместно. Ради всего этого они готовы воспользоваться фанатизмом полудикарей. И они еще говорят о науке и прогрессе! Будь они трижды прокляты! Даже тот, кто придумал обычное колесо, обладал большей ученостью, чем все ваши инженеры, которые проституируют свой мозг, чтобы придумывать бесполезные или слишком сложные и потому не приносящие пользы машины… – Тераи с отвращением плюнул на пол. – Они еще обо мне услышат, ваши приятели из ММБ! Даже если придется добиться объявления карантина на этой планете, они ее не получат!

Стелла тихонько вышла из комнаты. Тераи спал. Снаружи, под ослепительно-ярким солнцем, парк казался вполне мирным и тихим – но лишь до того момента, как на глаза ей попался какой-то кеноит с ружьем. К ней подошел Мелик, старший слуга.

– Госпожа, как он там? – спросил он по-французски.

– Жить будет, не беспокойтесь. Что происходит в городе?

– Повсюду идут сражения! Те солдаты, что остались верными Клону, отбиваются от сторонников Беельбы. Народ тоже разделился, кровь льется ручьями.

– Что ж, пока они сводят счеты, им не до нас!

Этот день показался ей целой вечностью. Время от времени из нижних кварталов доносился гул разъяренной толпы, в южной и западной частях города бушевали пожары. Разведчики, посланные Меликом, возвращались с противоречивыми сведениями: сторонники Клона берут верх. Нет, они разбиты. Императора убили. Нет, его видели на террасе дворца. Обмии заключил союз с Болором, убил его, подкупил… Словом, город был полон слухами, типичными для гражданской войны.

Сика сходила с ума от беспокойства: никто не знал, что стало с Офти-Тикой. Его нигде не видели с тех пор, как он вручил Тераи повеление императора. Он словно испарился, а ведь он был капитаном стражи внешних стен – очень важная должность, дававшая доступ туда, куда прочим вход был воспрещен: во дворец… Как знать, не стоял ли он во главе сопротивления беельбаистам?

Он появился около пяти вечера, причем совершенно неожиданно. Крупный отряд солдат поднимался по улице, и Стелла приказала бить тревогу. Но солдаты, не став приближаться, рассеялись вокруг парка, словно для отражения атаки из города. Когда все улицы были перекрыты, к воротам в стене подошел офицер, и она узнала Офти-Тику. Тот принес первые достоверные сведения.

В городе царило полнейшее смятение. Сто шестьдесят человек погибли во время попытки спасения Лаэле и как минимум вдвое больше получили ранения. Император приказал арестовать и немедленно казнить Обмии и Тераи. Часть армии отказалась повиноваться. Но на стороне беельбаистов были численное преимущество и исступленный фанатизм. Закидываемые с крыш камнями, солдаты Офти-Тики мало-помалу отступали и теперь попали в окружение у дома Тераи.

– А ты, где ты был все это время? – спросил Лапрад.

– Я с самого начала понял, что дело плохо. Вскочил на бирака, доскакал по северной дороге до первого поста связи и передал срочное сообщение генералу Ситен-Кану, который командует гарнизоном Якуна. Рассказал ему, что происходит, и попросил немедленно выступить маршем на столицу. Кан – ярый последователь бога Клона, он будет здесь через два дня.

– Хорошо. Мои люди помогут твоим, и до тех пор мы продержимся. Но даже с тем подкреплением, которое приведет Кан, нас будет слишком мало, и в конце концов нас перебьют. Если бы я мог послать весточку ихамбэ…