Мир приключений, 1925 № 04 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Он пробежал еще километр, силы покидали его. Потом он вдруг остановился. Точно бездна ада, лежало перед ним широкое илистое поле.

Вой прилива слышался все ближе и ближе. Он обернулся и увидел с силой надвигавшиеся волны. Еще на расстоянии многих миль, на горизонте стального цвета резко выделялись сверкающие пеной гребни. Он увидел, как исчезали песчаные холмы и как все выше и выше становились волны.

Чувство самосохранения снова погнало его вперед. Ноги его увязали в песке все глубже и глубже. С криком отчаяния увяз он, наконец, по колени. Из его широко раскрытых глаз смотрело безумие. Губы, только что произносившие угрозы, бормотали бессвязные слова. И вдруг Блунт рассмеялся резким, страшным смехом, странно гармонировавшим с безумной гримасой на его измученном лице. Рев прилива заглушил яростным шумом этот безумный хохот. Из волн поднялась еще на мгновение белая, длинная рука. Потом волны помчались дальше, унося все в бурлящем водовороте…

* * *

Клоох беспокойно вертелась и вздрагивала. Потом она медленно открыла глаза. Земля под нею была вся мокрая от ее промокшего платья. Невдалеке лежала байдарка. Она провела рукой по глазам, чтобы смахнуть ужас пережитого. Впереди, насколько мог охватить глаз, была темная поверхность Берингова моря.

— Всегда, — прошептала она, — всегда останется он с нами, со мной и с маленьким, который родится с январским снегом…

С воды к ней донеслись равномерные звуки моторной лодки. Она остановилась и зашуршала по песку, Кукулак нашел молодую женщину на берегу. Он перенес ее в лодку, закутал в теплое одеяло и влил в рог горячего чаю.

Он утешал ее на ужаснейшем английском языке, ласково поглаживая:

— Завтра мы поженимся, правда?..

Но тут ему уже не хватило его познаний в английском языке. Он должен был нарисовать ей будущее в сверкающих красках, а для этого ему необходим был родной язык.

4, 4, 4

Рассказ Н. Москвина и В. Фефера

Иллюстрации М. Мизернюка

Глава 1

Глаза в небо

Сапоги милиционера были поставлены на перекрестке трамвайных линий Арбатской площади.

Ноги милиционера находились несколько севернее, но не надо думать, что они были вынуты из сапог, попросту ноги ютились у задней их стенки, где каблучный гвоздь добрую неделю сверлил пятку.

Если колючему ветру можно было разгуляться в милицейском сапоге, то ему нельзя было сунуть и носа в дамские лаковые и замшевые туфельки: самим ножкам не хватало места.

Холодный ветер разгулялся бы в валенках, стоящих тут же, если бы не хозяйские штаны, плотно приставшие к волосатым икрам и честно выполняющие свой долг. Но больше всего — в куче кожаных сапог: новых, с отчетливым рантом, пожилых со стертым швом, старых с подкинутыми подметками, наконец — без определенного возраста: на них нельзя было различить ни подметок, ни шва, ни ранта, были и сапоги из рыбьей кожи — заплаты не блестели как чешуя, но по количеству чешуй их было столько же, если не больше.

Ветер разгулялся бы в куче сапог…

Вся коллекция обуви переминалась в такой тесной куче, что востроносому ветру нельзя было прорваться между шубами, шинелями, ободранными пальтишками цвета подметок, полушубками и манто.