Я пожала плечами.
– Это несложно.
– А где живет ваша бабушка?
– Она умерла.
Эти слова вернули на лицо гостя маску из страданий. Он скуксился, готовый заплакать, и я таки провела ладонью по шелковистым черным волосам.
– Спасибо, Софья, – булькнув горлом, сказал Джеймс Бонд из бывших. – Спасибо.
Та-а-ак. Еще минута и разрыдаемся оба. Я отдернула руку и полезла в сумку за баночкой с картошкой.
Запах, вырвавшийся из-под пластиковой крышки, – жареного лука, тушенки и лаврового листа, – вызвал у нас обоих приступ тошноты.
– Уберите! – взмолился Кирилл и уткнулся носом в душистое кашне. – Уберите сейчас же. Не то меня вырвет.
Ох, и беда с этими неженками!
Да и с впечатлительными Софьями тоже не соскучишься. Поставил бы Тушкоев в палатку нормальный телевизор, ничего бы подобного не случилось. Сидела бы себе Софья у экрана, торговала пивом, не отрываясь от сюжета, и даже ухом в чужие тайны не вела.
А теперь? Теперь на пустой таре сидит перепачканный английский джентльмен, одним видом способный выжать слезу из камня, и имеет аллергию на жизнь.
И скажите мне на милость, что с ним делать?! Одно дело любоваться красивым мужиком через бинокль или со ста метров, другое дело выступать в роли наперсницы через сорок минут после знакомства. Так быстро я даже в электричках не успевала подружиться.
Что же делать? Намекнуть на дверь? Или предложить свое общество как печальный финал беспечной жизни «мальчика из хорошей семьи»? Эх, горе луковое. Лучше бы я выбрала в идеалы более брутальный персонаж. Генрих Восьмой – чем не греза? Мощный, как паровоз, богатый, как Крез, наглый, как танк и такой же непробиваемый. Такой бы жену бить не стал. Пересчитал бы сопернику зубы, ребра и пальцы, жену в угол на всю ночь поставил, а сам – в теплую постельку баиньки. Уже утром на трезвую голову спокойно помог собрать жене чемоданы.
А этот… греза моя. Жену и то случайно прибил.
Разозлившись, я схватила с прилавка зажигалку, взяла из россыпи сигарету и выскочила на улицу – на холод, Софьюшка, на холод. Я боялась стать благородно терпеливой и ввязаться в историю. А у меня через полгода защита диплома и новая жизнь.
Минут пять я мерзла и курила. Из палатки не доносилось ни звука. Печальная тишина окутала субмарину «ООО «Альянс», темень, прореженная фонарями пугала, и мне почему-то показалось, что за переборкой субмарины остался товарищ-матрос. Без надежды, без глубоководного костюма с запасом воздуха, преданный и покинутый экипажем. Ему плохо, он погибает и помощи не ждет. Картинка выписалась темным маслом, лицо подводника белело из темноты иконописным ликом первого христианина.
До завтрашнего утра оставлю товарища-матроса у себя, решила я и вошла в палатку. Вздохнула, посмотрела на гостя и поймала себя на мысли – лукавишь, Софья.
Жалость и, определенно, надежда на роман перемешались в соотношении пятьдесят четыре к сорока шести. Ни одна нормальная российская деваха не вышвырнет ночью на мороз такого красавца. Если кто-нибудь, где-нибудь встретит на своем пути стойкую женщину, выгнавшую пинком за дверь вылитого Джеймса Бонда, позвоните, пожалуйста, где б ни была, приду взглянуть на эдакую особу.
А Кирилл Туполев даже не пытался выглядеть Джеймс Бондом. Он напоминал проколотый воздушный шарик без воздуха. Ему было плохо, он был один, а я… черт дери меня за ногу! Давно не совершала добрых поступков.
ebooksa