Лучший забавный детектив

22
18
20
22
24
26
28
30

Я не верила ни единому его слову! Как только Самоед вколет мне сыворотку, то уберет в любом случае. Держать в запертой комнате коммуналки бесчувственное бревно – опасно. Он рисковать не станет. Сознаюсь, не сознаюсь, я была приговорена с момента, когда повесила объявление на стене у телефона. Вопрос стоит уже предельно просто: какую смерть я выберу себе? В сознательном или бессознательном виде, безболезненную или нет.

– «Сыворотка правды» одурманит мне голову? – хрипло всхлипнув, спросила я. – Я ничего не почувствую?

– Не почувствуешь, – правдиво ответил Самоед. Я еще раз всхлипнула, и он ободряюще произнес: – Ну-ну, Софья. Мы же с тобой договорились, да? Я только спрошу тебя кое о чем, выясню все, что нужно, и адью. Ты под дозой, я в солнечных республиках. Давай смелее, наклоняйся.

А если и правда? Наклониться, поднять шприц и позволить вколоть себе наркотик. Самоед поспрашивает, узнает, как плотно висит на его хвосте милиция во главе с Иваном Артемьевичем, и испугается. Зачем убивать буквально при свидетелях?

Да плевать он хотел на всех свидетелей вместе взятых! На нем столько висит, что один лишний труп студентки-заочницы дела не испортит. Самоед столько на себя принял, троим не поднять!

Я тихонько и скуляще заплакала. Слезы быстро стекали по щекам, скатывались до ножа, до обвивающего шею запястья и попадали на руку моего убийцы. Я почти потеряла рассудок от страха и не видела выхода. Никакого.

– Можно я хотя бы маме позвоню, попрощаюсь? – Я намеренно напоминала убийце, что у меня тоже есть мама, что меня любят и я живая, живая, живая! Теплая и нежная.

– Нет, Софьюшка, нельзя, – грустно, в Мишаниных интонациях, отозвался киллер. – Делай то, что прошу, и останешься в живых. – И вдруг прикрикнул, и острие ножа впилось в кожу: – Ну! Быстро! Наклоняйся!

Что-то горячее потекло по шее, я всхлипнула и потянулась под стол.

И в тот момент, когда я уже почти дотянулась до шприца, голова Самоеда взорвалась! Почти одновременно, или скорее чуть раньше, звякнуло оконное стекло, какой-то чавкающий звук раздался рядом с ухом, и липкая горячая масса залепила всю правую сторону моей головы.

Продолжая обнимать меня за талию, Самоед начал откидываться на кровать, я развернулась к нему и дико, истошно завизжала. Чуть ниже правого глаза убийцы зияло пулевое отверстие, вторая пуля снесла верхнюю часть черепной коробки, и мозг, еще живой и ярко-алый, пульсировал горячей кровью.

Я отскочила от своего палача, в один момент разогнула, казалось бы, сведенные страхом ноги, но не устояла, а забилась в угол и продолжила визжать. Но уже не громко, а тихо и жалобно, как испуганный зайчонок.

Я не слышала шагов спецназовцев по коридору, не слышала грохота, с которым упала дверь, все заглушило тихое поскуливание. Я только видела, как медленно моя собственная дверь начинает падать в комнату. Мгновение, и несколько мужиков в бронежилетах и с автоматами в руках уже оказались передо мной.

Я забилась в угол и оттуда, повизгивая и всхлипывая, очумело таращилась на спецназ.

– Врача!! – взревел один из мужиков. – Быстро! Она ранена!

Кто-то схватил меня за руку и слабым рывком притянул к себе. Тут же из складок пятнистой одежды был извлечен несвежий носовой платок, и кто-то тихо и нежно провел им по моему лицу.

– Это не ее кровь, – несколько успокоено произнес спецназовец. – Но врача все равно надо, у нее истерика.

Как тряпичную марионетку меня передавали с рук на руки. В узкой тесной комнате было слишком много тяжелых бронированных мужчин, чтобы подхватить сломанную куклу с двух сторон и вывести на улицу. Мне было плохо, меня тошнило и очень хотелось уйти из комнаты, казалось навсегда пропахшей кровью, теплым мозгом, смертью. Два человека за четыре дня умерли в ней.

С порога квартиры я увидела Туполева и Антона. Хозяин и его телохранитель шли, почти бежали по лестнице мне навстречу, и каждый был готов принять на грудь изломанную марионетку. Антон уже раскрыл объятия, но Туполев его опередил, пожалуй, даже оттолкнул, и я рухнула на него как была – вся в крови и липкой жирной каши из мозга и костных осколков.

– Уведи, уведи меня отсюда, – умоляла я. – Я больше не могу, я больше… я устала-а-а-а!!