— Песах Израилевич! — Линдеру, кажется, доставляло удовольствие так обращаться к доктору, — не жидитесь, мне четыре ложки сахара!
Иван пытался понять, все интермедия персонально для него, или эта пара иудеев постоянно так общается? Он не заметил, когда в кухне появился доктор Оболенский. Иван увидел, что тот уже сидит в углу, выковыривает изюм и отламывает от плюшки «Московской с маком» полосочки и отправляет в рот.
— Саша, мне кажется, вы от доктора Пинскера требуете невозможного, — сказал Оболенский. Он не стал объяснять своих слов.
Иван увидал, что полупрозрачные в солнечных лучах уши доктора Амнуэля покраснели.
— Михаил Глебович, здравствуйте! — Тупицын из своего угла помахал рукой, приветствуя Оболенского.
— О! И вы тут? — Оболенский, уже полулежавший на стуле, сделал попытку оторвать зад, но не преуспел и вернулся в прежнее положение. — Какими ветрами?
— Случайно, машину починить заехал. Можно вас спросить?
— Можно. Спросите. — Оболенский немного перекатил свое тело, навалившись животом на стол. — А о чем?
— О Куперине.
Оболенский поперхнулся булочкой.
— О ком? — он помахал рукой, откашливаясь, давая понять Ивану, что он понял, а переспросил просто от неожиданности. — Что это вы о нем вспомнили? — спросил, откашлявшись, а Линдер и Пинскер поглощали свои запасы, не вмешиваясь в разговор, потому что время на обед ограничено.
— Да случайно узнал, — опять, как и Сидорчуку принялся объяснять Иван, — вот Андрей Геннадьевич мне кое — что рассказал, но немного. Мне интересно, а за что его старые сотрудники не любили?
— А за что его было любить? — серьезно и немного раздражено проворчал Оболенский, — во — первых, именно он объединил скорую и неотложку и нас стали гонять на все подряд, от прыща в носу до авиакатастроф. При этом очень скверно обеспечивали материально и зарплату долго не поднимали, народ побежал со «скорой». Потом он был невероятно высокомерен. Этакий удельный князь. И ходили слухи, что он обложил заведующих подстанций данью. За что, в конце концов, и посадили на восемь лет.
— Я не понимаю, Михаил Глебович, откуда врачи, заведующие могли брать деньги?
— Я не знаю, — ответил Оболенский, — может быть, мертвые души были, за которых они зарплаты получали или еще какие-то источники? Мы все тогда были уверены, раз посадили — значит, было за что. Андропов после Брежнева гайки заворачивал.
— А что значат ваши слова «Посмотри в глаза чудовищ»?
— Это Андрюша сказал тебе?
— Да, только не объяснил их значение.
— Чего ж тут непонятного? — вмешался в беседу Пинскер, — Миша имел ввиду пагтийных боссов и начальников в СССГ газных мастей, посмотгев в их глаза, вы могли увидеть свою судьбу. Не каждый готов был отважиться на это. Вот и Купегина не любили, потому что ничего кгоме пгезгения там увидеть не могли. Это все сохганилось со сталинских вгемен, стгах и высокомегие пагтийной номенклатугы к пгостым смегтным гядовым жителям и членам пагтии.
— Ничего я не имел ввиду, — раздраженно сказал Оболенский, — зря вы на Сталина наезжаете. Нашли козла отпущения. Обычный управленец — чиновник, причем довольно талантливый. Хотя, обычным я его зря назвал. Обычных там не было.
ebooksa