Убийство на экзамене

22
18
20
22
24
26
28
30

– Каких машинок? У нас пропали? – встрепенулась я.

– Объясняю: в кабинете технологии исчезли двенадцать швейных машинок. В перечне имущества они есть, а больше нигде не существуют. Их не могут найти уже два года, училка в панике, остальные ржут, что у нее подпольный швейный цех. Поэтому радуйся, что у нас все на месте.

Дальнейший перечень был скучным ровно до того момента, когда мы дошли до магнитофона. Его нигде не было. Мы обыскали весь кабинет, заглянули во все шкафы и тумбы, попутно нашли забытые кем-то лыжные ботинки, но кассетного магнитофона 1996 года выпуска не нашли.

– Теперь понятно, чем так воняло зимой, – меланхолично сказала Ленка, брезгливо держа пакет с ботинками. – Отнесу его в раздевалку. Пусть теперь там клопы вымрут.

Я для очистки совести еще раз посмотрела во всех закутках – магнитофона не было. Видимо, подпольному швейному цеху захотелось музыки, и кассетный проигрыватель пропал вместе с машинками.

– Что будем записывать? Отсутствие или потерю имущества? – спросила я Ленку, когда она вернулась.

– Надо как-то выкрутиться. У тебя дома есть магнитофон?

– Потерялся при переезде вместе с коробкой тарелок. Тогда еще кастрюлька пропала. Метр на метр. До сих пор не имею понятия, что с ней случилось.

– Ее, наверно, неудобно мыть. Возможно, то, что она потерялась, как раз к лучшему.

– Тогда вообще много вещей пропало… – приуныла я, вспомнив, что так и не нашла в новой квартире свой любимый домашний свитер, но, возможно, он просто расползся на ниточки от старости. – А у тебя есть магнитофон?

– У меня тоже нет, – печально вздохнула Ленка.

– Может, получится одолжить его где-то? – предположила я. – Помнится, в кабинете Марины Павловны был такой, как требуется в списке.

– А если ей самой надо?

Мы переглянулись и направились в 15 кабинет, где всегда можно было найти Марину Павловну. Уже на пороге нашим глазам предстала картина, достойная кисти всех подряд сюрреалистов: на парте стоял стул, на нем на одной ноге стояла Марина Павловна, второй ногой она стояла на верхней полке в книжном шкафу, в руках держала нечто длинное вроде плинтуса и орудовала этим чем-то, пытаясь расковырять навесной потолок. Стул поддерживался сложной конструкцией из других стульев и одной дощечки непонятного происхождения. Другая учительница, Галина Михайловна, стояла рядом на полу и орудовала похожей деревяшкой также возле потолка, приговаривая: «Марина, ты только не упади! Ты только не упади!». Двое детей Марины Павловны, у которых я вела английский в пятом и седьмом классах, спросили меня, явно с гордостью за родительницу:

– А вы так умеете, как наша мама?

– Не пробовала.

Мой престиж в их глазах обвалился подобно курсу акций.

– Может, и получится, если попробовать, – я попыталась неуклюже оправдаться, но на меня так скептически посмотрели, что пришлось замолкнуть.

– Вы чего-то хотели? – спросила нас Марина Павловна, опасно повернув голову в нашу сторону. Я настолько засмотрелась на эту эквилибристику, что даже не сразу ответила.

– Да, но мы можем зайти позже.