Венгерская вода

22
18
20
22
24
26
28
30

С собой на корабль он не взял никого. Свита так и следовала берегом. Даже пожитки с вьючных лошадей не снял. «Скоро опять пересаживаться». Плыли медленно. Сменных гребцов теперь не было, поэтому останавливались часто. Разводили костры.

Степь теперь всё чаще перемежалась лесом: то тут, то там, в оврагах или на пригорке темнели кучки деревьев. Мне это казалось очень красивым.

— Подожди, доберёмся до Мохши, увидишь что значит настоящий лес, — посмеивался Злат.

Патриарший посланник в первый же день, потихоньку отведя меня на берегу в сторонку, предупредил, чтобы я держал с ханским слугой ухо востро. Ещё несколько лет назад был он помощником у самого визиря Хисамутдина Махмута. По всяким путаным делам. Всю жизнь ими занимался. Ещё смолоду разбойников ловил.

— Видишь два пера на шапке, — свистящим шёпотом дышал мне в ухо ромей, — Не всякий эмир или темник их может носить. Большая честь. И знак власти. Сейчас он доезжачий — начальник псарни. Звание невеликое, однако при дворе. У самого хана под рукой. Тоже ведь и почёт, и пожалование. Опять же и служба по сей день находится. Вот как теперь.

— Он вроде твой единоверец?

— Что с того? Верный ханский слуга. Монгольский халат может носить только монгол. Это право жалуется самим ханом. Помни — перед тобой монгол! Хоть и говорит по-гречески. Смолоду в священники готовился, выучился.

Шушуканье не укрылось от зоркого глаза Злата.

— Что там он тебе в кустах нашёптывает? — посмеялся он, когда мы уже сидели у костра, ужиная жареным мясом, — Говорит, чтобы держал со мной ухо востро? Ты его слушай! Он знает, что говорит. В целом свете нет людей хитрее греков. Никто с ними сравниться в этом не может. А коли я по ихнему говорю, да ещё одной веры… Опасаться нужно. Вдруг, кроме языка ещё чему научился. У них самое первое дело: никогда никому не верь! В кои веки на Русь митрополита из русских поставили, так к нему сразу надзирателя — дьякона Георгия.

— Не в надзиратели, а в помощь, — с достоинством поправил ромей.

— Едете Алексия в Царьград звать? Мошну трясти? Слышно патриарх теперь новый.

Легко было заметить, что вопрос этот Злата мало интересовал, просто хотел немного подразнить посланника.

Сам он не таился и вёл разговоры прямо в лодке, не боясь быть услышанным. Развалясь на скамье и глядя на плещущуюся под вёслами воду, ханский доезжачий словно рассказывал старую сказку. Не спеша, с ленивым удовольствием:

— Не знаю, что за птица этот ваш дьякон, но, думаю не зря на Русь именно его послали. Лопуху там делать нечего. С Алексием будут два сапога — пара. Только один левый, другой правый. Этого Алексия я уже больше двадцати лет знаю. В Орде он не раз бывал. Без этого никак. Всякая власть от Бога. Потому хоть сто раз будь поставлен патриархом, а без ханского ярлыка будешь ты, как шпынь ненадобный. И на Волыни обзаводились своими митрополитами, Ольгерд сейчас спит и видит своих православных к рукам прибрать. Всё пустое. Белый клобук он только до тех пор и ценен, пока один.

— Для этого патриарх, — поджал губы грек.

Злат махнул рукой, как на муху:

— Ваш патриарх из под руки императора смотрит. А у вашего императора много ли войска или денег? Вот то-то и оно. Тот же митрополичий клобук у вас кто покупает? Как на торжище — кто больше даст? Князья. А ваш император разве папе не кланяется? Денег не просит, войска не просит? Чем расплатиться обещает? Вот то-то и оно.

Ромей не ответил. Лицо его стало мрачным.

— Чего скис? — рассмеялся Злат, — Скоро доберёшься до Москвы, тебя утешат. Потому, как там митрополит — сам князь. Начальники у него далеко: один в Царьграде, другой в Орде. А с татарами Алексий умеет ладить. К самой Тайдуле вхож и милостями пользуется. Да что зря воду в ступе толочь? Тебе Пердика всё это лучше моего расскажет. А я добавлю от себя, чего и он может не знать. Думаешь только у вас в Царьграде папёжники торят дорожку к царскому сердцу? В Орде то же самое. И многие там ухо к ним клонят.

Ромей настороженно вытянул шею, боясь пропустить хоть слово. Доезжачий тоже уже не улыбался. Глаза его сузились, голос стал жёстким: