Венгерская вода

Никакого колдовства или волшебства в этом не было. Императрица окружала себя алхимиками, искавшими рецепт вечной молодости. Современники вспоминали, что её дом всегда был полон ретортами и колбами, перегонными аппаратами, где учёные растворяли и очищали, смешивали и разделяли всевозможные вещества. Зоя не жалела средств, чтобы отыскивать какие-нибудь редкие снадобья и древние рукописи с тайными рецептами. При этом оставаясь женщиной весьма практичной. Её алхимики не только стремились постичь глубины бытия, но и занимались изготовлением благовоний, пудр и притираний. Сохранилось немало алхимических и медицинских трактатов, описывающих различные рецепты, приписываемые им. Мой дед собрал целый сундук.

Слышал я в детстве и о легендарной мази, сохранявшей молодость. Возможно именно разочарование, связанное с ней и отвратило некогда меня от занятий ремеслом предков. Вообразите себе впечатлительного мальчика, наслушавшегося сказок о чудесах мира и могуществе древних магов, который с трепетом сердца берёт в руки старинную рукопись с названием «Мази», чтобы прочитать там о волшебном снадобье румийской царицы. И читает. «Возьми финики, сливы, изюм, инжир, луковицы лилий, измельчи, свари с мёдом». Увидевший на месте загадочного призрака, наводившего ужас в ночи, рваный халат, уныло болтающийся на бельевой верёвке при свете дня, поймёт мои чувства.

Кто любит смотреть чудеса фокусников на базаре, не должен пытаться разгадывать их секреты.

Правда, под названием мази императрицы Зои попадалось много разных рецептов. Например из смеси воска со спермой кашалота. В неё ещё добавляли миндальное масло. Рецепт этот был известен ещё со времён Рима и приписывался тогда знаменитому врачу Галену, но на жаждущих красоты и вечной молодости женщин имя распутной императрицы действовало куда лучше, чем имя великого учёного.

Зачем эта мазь понадобилась хитрому повелителю псов в этой забытой богом глуши? Попы и бабы.

Вряд ли Злата интересовал сам рецепт. Судя по всему, он хотел узнать что-то о тех, кто им торгует. Ведь для того, чтобы продавать не обязательно обладать этим товаром. А мошенники как раз по части нашего спутника. Вот только почему он так тщательно скрывает свой интерес к этому? Постарался напоить грека, чтобы выведать всё незаметно? Подозревает в чём-то ромеев? Попы и бабы. Попы как раз и есть греки. А бабы? И каким боком сюда затесался Омар? Он ловкий торговец, хорошо чующий выгоду, но древние тайны и загадочные рецепты не по его части.

Мисаил вспоминал, как он сам, в своей каирской келье занимался когда-то этой легендарной мазью. Изучал старинные рецепты из дедовского сундука, пытался что-то поменять в них, добавить. Даже испытывал результаты на стареющих купчихах, пытавшихся вернуть былую молодость. Мой дед несколько раз заказывал ему что-нибудь, что могло сойти за мазь императрицы Зои. Как все люди насмешливые, старик был откровенен среди своих и не делал секрета из того, что считает всё это невинным надувательством. Однако строго соблюдал правила игры, неизменно заказывая баночки для чудодейственного снадобья у лучших каирских ювелиров. «Такую мазь, когда-то просила у меня сама прекрасная Тогай, любимая жена великого султана Насира», — как-то обмолвился он. Веру в её чудодейственные свойства она привезла со своей родины, из кипчакской степи.

— Этот доезжачий всё время вспоминал, ромейских царевен, которых отправляли в прежние времена в Орду, — перебирал в уме Мисаил вчерашние разговоры, — Одна, вроде стала женой отца хана Узбека, дедушки нынешнего правителя.

Снадобье императрицы, умершей три века назад, царевны, некогда променявшие константинопольские чертоги, на золотые шатры скифских степей. Что эти истории, похожие больше на красивые сказки, значили теперь в этом суровом мире?

Над степью вставало солнце и в свои права вступал новый день. Ночные тени таяли в последних прибрежных кустах и овражках, уступая место свету. Никому не ведомо куда они прячутся. Но они не исчезают. Наступит ночь и они вернутся.

XXIV. Секрет вечной молодости

С тех самых пор, как я покинул Александрийскую гавань, меня не оставляло чувство, будто я погружаюсь всё время в какой-то неведомый мир.

Сначала я обратился в того самого плывущего по морю, которого нельзя уже считать живым, но ещё рано причислять к мёртвым. Среди бескрайней водной пустыни между небом и пучиной, от которой отделяла лишь хлипкая деревянная доска, не ощущались расстояния. Даже само время стиралось, превращаясь в один бесконечный день, когда всегда одно и тоже. Из-за горизонта поднимались далёкие острова и чужие берега, выплывали горы, города и другие корабли. Реальный же мир был всегда ограничен палубой под ногами. Всё остальное казалось сказкой, некогда рассказанной мореходом Синдбадом, а теперь воплотившейся воочию из давних снов.

Этот мир был един и в нём было рукой подать до самых волшебных островов и до родного дома. Казалось вот так же внезапно может выплыть из моря разрушенная башня древнего маяка, мутное устье ленивого Нила и пёстрый шум александрийского базара.

Когда я покинул палубу корабля и ступил на твёрдую землю, море сразу показалось бескрайней преградой, отделившей меня от далёкого Египта. Тяжелым грузом повисла на душу мысль о многих днях плавания, опасностях и страхах пути, который нужно было преодолеть, чтобы вернуться. Я почувствовал, что сошёл с дороги, которая ведёт домой. Степь была новым чужим и незнакомым миром, в который углубляешься день за днём словно в бездну. Однако и здесь была своя маленькая крепость, отделявшая от окружающей неизвестности. Корабль. Уютный и надёжный, как дом, ковчег, в котором ничего не менялось, кроме вида за бортом.

Теперь нам предстояло путешествовать верхом. Погрузиться в мир, который до сих пор мы только рассматривали с корабля или осторожно обживали во время ночных стоянок. Река снова показалась дорогой, связывающей меня с бесконечно далёким домом. И с этой дороги я опять сходил.

Когда мы уже выехали на высокий бугор, я оглянулся назад. Корабль, ставший теперь совсем маленьким, медленно взмахивая вёслами, плыл по реке, которая отсюда уже совсем казалась просто дорогой, зажатой зелёными берегами.

— Не оглядывайся, а то пути не будет, — окликнул меня ханский доезжачий.

Он придержал коня и поехал рядом со мной:

— Нужно смотреть вперёд, куда тебя ведёт судьба. А прошлое нужно удерживать в своей памяти, — и, усмехнувшись, добавил, — Особенно, когда оно ещё может встретиться снова.