Венгерская вода

После чего Злат опять пустился в рассказы про страсти ханского гарема. Вспомнил про молодую жену, от которой Джанибек потерял голову. Была ли она доподлинно красива, он не знал — не видел ни разу. Она была из невольниц. Подарили еврейские купцы. Только знающий человек, по большому секрету проболтался, что не всё в этом деле чисто. Купцы так и не представили купчую на девушку, сославшись, что привезли её из Баку. Вполне могло быть, что она и не была невольницей. Может армянка, может еврейка. Знали только, что из Шемахи. Вполне ведь могла оказаться и мусульманкой, по доброй воле согласившейся отправиться в подарок хану. Мусульманка рабыней быть не может — потому и купчей нет.

Хану про всё это не докладывали, да его это и не интересовало. Он души не чаял в молодой жене.

Поначалу это никого не тревожило. Что за беда может быть от красивой наложницы? Опасны те, за кем стоит могущественная родня. За место возле хана испокон века боролись кунграты, кияты, другие древние роды. А кого куда сможет пропихнуть смазливая девчонка с базара? Однако стали замечать, что не всё так просто. Через новую жену ко двору стали приникать купцы. Больше те, кто исстари торговал на Красной пристани в старом Сарае, кто приплывал из-за Бакинского моря. А там разные были люди. В немалой силе и деньгах были армянские купцы, торговавшие шёлком, еврейские работорговцы, поставлявшие живой товар для гаремов и военных отрядов. Были и генуэзцы, уже давно построившие корабли на персидском берегу и развернувшие обширное мореплавание к далёким берегам.

Это были люди, чьи конторы располагались в Баку, Тавризе, Трапезунде. Они ловко перехватывали торговлю, которая ещё совсем недавно шла по караванным путям через степь, а сейчас совсем заглохла, после чумы. Приходили не с пустыми руками. Они говорили, что теперь восточные специи текут другими реками: через моря, в арабский порт Басра, откуда доставляются в Трапезунд и Тавриз. Там теперь кипит торговая жизнь, шумят базары и звенят монеты в сумах сборщиков налогов.

Слова падали на подготовленную почву. Казна уже давно опустела. После того, как перестали приходить каравана из Великой Степи через Хорезм, доходы упали. Некогда могущественные хорезмийцы, привыкшие вертеть всей ордынской политикой, оставались не у дел. Булгарские купцы всё больше и больше смотрели на Крым, в портах которого, как в старое время, не было недостатка ни в товарах, ни в покупателях.

Теперь, подкупленные серебром с Красной пристани наушники, всё чаще нашёптывали хану, что и Тавриз, и Баку, и новые дороги, по которым текут в закатные страны драгоценные специи — это ведь его законная вотчина. Её должен был получить по справедливости ещё хан Берке, за участие в походе против багдадского халифа. Тогда персидский правитель Хулагу вероломно присвоил эти земли себе.

Не раз властители улуса Джучи пытались вернуть свою законную добычу. Сейчас небеса благоприятствую этому, как никогда. Держава ильханов давно распалась, улус во власти слабых и беззаконных правителей.

Мне вспомнилось, что про это бывало говорил и мой дед. Наш султан тоже был не прочь стать наследником богатых торговых путей. Сетовал, что путь на Тавриз мешает старой морской торговле через Йемен и египетские порты.

Так уж повелось. Одни ищёт свою удачу на поле брани, другие на базаре. А кто-то находит её в постели. На базарах Каира ходило много рассказов о людях, нашедших её в могиле.

XXXI. Симон из Львова

Первым делом по возвращении сразу отправились в баню. Её было велено натопить к нашему приезду. Мы не задержались, потому получилось в самый раз. Горячая вода в одно мгновение уняла зуд расчёсанных комариных укусов, а душа сразу воспарила ввысь, сбросив тяжесть треволнений последних дней. После мрачной зелени глухих лесов всё казалось милым и прекрасным.

В прошлый раз я ведь даже не заметил, какие в Мохши искусные мыловары. Теперь, растирая свои усталые члены жёсткой мочалкой из луба, я с наслаждением вдохнул благоухание нежной пены.

— Ладан, — засмеялся, заметив это, Злат, — Здесь его любят добавлять в воду. Так и продают в москательных лавках — росный ладан. Вроде росы, значит.

Он уже послал человека к Илгизару, чтобы уведомить того о нашем возвращении и собирался за ужином выслушать отчёт о поиске убийц несчастного носильщика. Мне же не терпелось узнать, что неизвестного сможет вычислить этот мастер логических размышлений из привезённого нами известного.

Однако, едва я успел переодеться после бани в чистую одежду, как доложили, что меня спрашивает какой-то человек. По словам привратника это был священник и он приходил ещё вчера. Услышавший это доезжачий успокоил меня:

— Скорее всего по ладан. В городе ведь уже знают, что у египетского товара, который хранился у эмира под замком, объявился хозяин. И то дело! А то ты совсем ремеслу купецкому не радеешь. Того и гляди повезёшь потом свой ладан обратно. Дед у тебя суровый? Осерчает и высечет.

Он поднялся:

— Не буду вашему купеческому делу мешать, — и, повернувшись к Мисаилу, — А ты останься. Не ровен час облапошат.

В комнату вошел высокий благообразный человек с приветливой улыбкой на устах. Простое чёрное одеяние говорило о его принадлежности к духовному званию. Степенно поклонившись, он представился на безукоризненном греческом языке:

— Симон из Львова. Не чаял вас застать. Гнал лошадей от самой Москвы.