Господин из Стамбула. Градоначальник

— Разве театр есть дело Икаев?

— Ка-кой театр? — в свою очередь изумился Греков, глупо уставясь на собеседника.

— Опера. Который есть в Ростоф.

— А при чем здесь опера? — совершенно ничего не понимая, пролепетал Греков.

— Ошень просто, господин полькофник. Майор фон Фрейтенберг и господин майор фон Бенкенгаузен прислал нас просить вас, господин бюргермейстер, чтобы ваш театр поставиль для германских офицер и сольдат германски опера.

— Как… немецкую оперу? Наш театр? Это можно, поставим, поставим, — обрадованно заговорил Греков.

— Только очень скоро. Солдат скучайт, германски опера его делайт весели. Зо!

— Будет, будет. Сам распоряжусь, так и передайте господам майорам, — провожая гостей до самого выхода, обрадовано сказал Греков. — Ух, черти, вот напугали, а я думал… — и, не договаривая, он бухнулся в кресло, долго и сокрушенно покачивая головой. — Эй, кто там, а ну, живо, ведите ко мне этого самого, ну, этого, как его… ну, прохвоста главного из оперы, которого недавно сюда водили, — приказал он вбежавшему на крик адъютанту.

— Кузнецова? Антрепренера? — подсказал адъютант.

— Его, его, душегуба, да чтоб срочно, в чем есть, без промедления. И войскового старшину Икаева попросите тоже.

***

Антрепренер Кузнецов был вытащен из номера казаками и и предстал перед Грековым в той же голубой пижаме и тех же черных, в полоску, брюках. На этот раз Кузнецов был до того перепуган неожиданным вторжением казаков, что без сил рухнул к ногам градоначальника, шарахнувшегося от неожиданности в сторону.

— Ва… ва… ва… — хватая колени Грекова, заикаясь, замычал Кузнецов, в ужасе оглядываясь на молча сидевшего Икаева.

— Да что ты меня за ноги хватаешь, дурья башка! Что я тебе, архиерей или балерина? Вставай сейчас же, а то прикажу плетей всыпать, — обозлился Греков, загнанный в угол ползавшим у его ног антрепренером.

Кузнецов, покачиваясь, встал.

— Вот что, фендрик, немецкие оперы какие-нибудь знаешь?

Антрепренер по-прежнему тупо глядел на градоначальника и тихо подвывал.

— Да замолчи ты, окаянный, что ты людей пугаешь! Ну! — цыкнул, замахиваясь на него Греков.

Кузнецов смолк и перестал качаться.

— Немецкие оперы, говорю, знаешь?