Отчаяние

– Вы имеете в виду социал-демократа Бауэра? – Исаев не считал нужным скрыть усмешку. – Все социал-демократы, кто не успел сбежать, сидели в концлагерях, они ни разу не пошли на компромисс с нацистами… «Бауэр» – это «крестьянин»…

– А Борман? – спросил Иванов, пропустив замечание Исаева о социал-демократии. – Ему такие материалы отправлялись?

– Не думаю… Он бы обернул это против Гиммлера: «фюрер, за вами следят»…

Аркадий Аркадьевич хохотнул:

– И назавтра бедолагу в пенсне шлепнули бы в подвале…

Исаев покачал головой:

– У вас неверное представление о партийном механизме рейха… Вы знаете, кто был самым сильным противником фюрера?

– Ка-к это «кто»? Коммунисты…

– И социал-демократы. Не сбрасывайте их со счетов, – повторил Исаев. – Думаю, что в обозримом будущем именно они станут ведущей силой на Западе… Впрочем, это одна из тех тем, которые я готов изложить лишь товарищу Сталину, боюсь, другие меня не смогут понять из-за въевшихся стереотипов… Но я не об этом, – заметив восторженную улыбку Аркадия Аркадьевича, Исаев молча кивнул, подчеркивая этим, что он выполнил просьбу «генерала Иванова». – Я имею в виду другое… В двадцатых годах самым грозным противником фюрера был Геббельс…

– Тот самый?! – искренне поразился Аркадий Аркадьевич.

– Именно… А гауляйтера Коха помните? Руководителя областной парторганизации в Кенигсберге? Одного из ветеранов… нацизма?

– Не просто помню… Мы с ним работали – вместе с поляками… Молчит, сволочь…

– А вы знаете, что именно этот «друг фюрера» в двадцатых годах бросил лозунг: «В нашей рабочей партии решает большинство, а не папа! Долой партийных императоров, да здравствует национальная революция социалистов!» А кто его поддержал? Геббельс. Это было, если мне не изменяет память, в конце двадцать пятого… Так вот, он тогда прямо-таки заорал во время совещания, созванного истинным создателем партии Грегором Штрассером: «Я предлагаю исключить из рядов национал-социалистической рабочей партии Адольфа Гитлера как мелкого буржуа, пробравшегося в наши ряды! Мы – партия рабочего класса и трудового крестьянства! Мы не вправе терпеть в своих рядах ни социал-демократических, ни буржуазных элементов!»

Аркадий Аркадьевич слушал завороженно, даже папироску не решался закурить, хотя Исаев видел, как рука его то и дело тянулась к открытой пачке «Герцеговины Флор»…

– Да вы курите, – сказал он. – И я закурю, если разрешите…

– Бога ради, Всеволод Владимирович! Водочки не хотите? Рюмашку?

– Обвалюсь… Тащить придется… На ваших харчах человек только что не умирает… И язык начнет заплетаться… Давайте выпьем, когда я переберусь на свою квартиру…

– Тоже верно, – согласился Аркадий Аркадьевич, – я водку ненавижу, а пить приходится, особенно на приемах – дело есть дело… Ну и что потом?

– А через полгода Геббельс переметнулся к Гитлеру: тот посулил ему пост гауляйтера всех парторганизаций Берлина… И судьба Штрассера была решена…

– Погодите, погодите, тут что-то не сходится, – возразил Аркадий Аркадьевич. – Штрассера расстреляли в июле тридцать четвертого года, а вы говорите про двадцатые…