— Так разве виноват, ваше благородие, когда не признал враз… Скуплю провинность, вот…
— Пошел, не разговаривать.
Не касаясь стремян, Быков влетел в седло. Под копытами его коня чавкнула грязь, шумнул, качнулся и снова неподвижно застыл камыш.
— Шагай! — крикнул офицер.
Избасар стоял, стиснув зубы, с диковато блестевшими глазами. Он не остыл еще, не выключился из борьбы, хотя его оглушило все происшедшее только что.
— Шагай, кому говорю! — громче выкрикнул Исаев и дернул аркан.
«Провалить такое задание, сгубить товарищей», — с каждым мгновением эта мысль все настойчивее овладевала Избасаром и ему становилось все страшнее и горше. Случившееся уже не исправить. И не будет теперь ни встречи с Дамеш, ни сына, которого хотел назвать русским именем Мирон, не будет. От этих мыслей хотелось кинуться очертя голову на офицера, пусть стреляет. Это будет лучшее, что можно сделать.
За какое-то мгновение перед Избасаром прошла вся жизнь. Ей, видимо, скоро суждено оборваться. И все же какой бы мучительной стороной ни обернулась она к нему теперь, другой жизни он бы не хотел, не выбрал бы. Только ту, снова и снова ту, которая привела в красноармейский полк, в кремль, к Кирову, а затем сюда, в Ракуши. Вот только бы еще выжечь каленым железом этот кусок жизни, когда свистнул в воздухе аркан и спеленал руки…
— Шагай, сволочь! — Исаев наклонился и стегнул плетью.
Боль вывела из оцепенения. Избасар пошел. Под ногами у него чавкала вода. Он шагал, и ему было все безразлично. Теперь ничего сделать уже нельзя. Даже если кинуться на офицера, тот и стрелять не станет, просто дернет за аркан, свалит и потащит волоком, как барана.
Избасар шагал, опустив голову. Узкая тропа отгородилась от Каспия густой стеной камыша. В нем звенела мошкара да где-то в самой камышовой гуще крякали утки.
«Значит, там плес», — подумал Избасар. И вдруг его ожгла неясная пока мысль: аркан ведь из сыромятины. Если его намочить… Мысль постепенно крепла.
Сделав вид, будто нечаянно подвернулась нога, Избасар упал плашмя на спину и, упираясь связанными кистями рук в землю, утопил их в грязной жиже. Подниматься он не торопился.
Офицер ждал. Он сидел на лошади, чуть сгорбясь, насвистывая что-то сквозь зубы, и играл наганом.
Когда ждать надоело, усмехнувшись, спросил:
— Долго, скотина, валяться будешь? Или снова плетью тебя поднимать? Смотри, свяжу ноги и волоком утащу куда надо.
Избасар удивился: «Колдун, что ли, офицер? Чужие мысли читает». Он перекатился на бок и встал. Сыромять намокла хорошо.
Впереди было еще два или три места, где придется брести по воде, а затем начнется сор, по которому проложена узкая гать.
«До того, как начнется сор, руки должны быть свободны», — внушал себе Джанименов и снова падал на спину, вставал, не торопясь, и шагал дальше, покорно опустив голову, как бы обессиленный вконец, смирившийся.
В спину ему смотрели холодные глаза и черный кружок нагана. Он это ясно чувствовал, как если бы видел затылком. В одном месте Джанименов не мог подняться довольно долго.
ebooksa