— А вот погляди, — Крейз распахнул дверь в смежный кабинет. — Алексей Григорьевич, узнаешь?
— Саттар, здравствуй! — Сиверцев вскочил, вбежал в кабинет, схватил Куанышпаева в объятия и принялся хлопать по плечам, совать ему в бока. Было видно, что он искренне рад встрече.
— Ну, иди, пиши, пиши, — выпроводил его из комнаты Крейз. И он ушел. А Саттар все не мог после его ухода проглотить теплый комочек, застрявший в горле. Оказывается, дружеские объятия таят особую какую-то теплоту. Сиверцев уже и дверь за собой закрыл, а ладони его рук будто все еще лежат на плечах.
Допрашивая Куанышпаева, Крейз иногда бросал взгляд на сложенную вчетверо бумагу, лежавшую на столе. Это была записка от Думского. Ее доставили те, кто привел Саттара. В записке Савва сообщал:
«Едва удержался, не шлепнул эту сволочь на месте. Велел под башлыком допереть его, чтобы ни одна собака не пронюхала. Поприжми паразита покрепче, может, развяжет язык, выложит и про князька вонючего, и про кого-нибудь еще. Словом, гляди как лучше. Двигаюсь на Лесновку. Токсамбай завтра встрену, как полагается, и разделаю под орех. Одна мокреть от этого обалдуя останется. О нас он ничего не знает, идет без единого пулемета. Так что наши три „максима“ сгодятся по первое число. Жинке передай привет. Покелева. Савва».
— Зачем этот ярлык в рукав зашил? — показал Крейз на белый лоскут с нанесенными на него краской пятизначными цифрами. Спросил, когда уже не сомневался, что Саттар скажет правду.
Тот усмехнулся:
— В Синцьзян письма атаману таскал. По ярлыку китайцы пропускали к нему.
И по тому, как, дрогнув, скривились губы, как увел Саттар в сторону взгляд, Крейз подумал: «Не все говорит… А что, если он еще должен был побывать в Синцызяне?» — Крейз представил, как это могло быть важно, что могло это дать, и даже немного вспотел. Он встал и заходил по кабинету.
— Скажи, к атаману тебя князь не собирался посылать снова? — остановился Крейз против Саттара, разглядывая его в упор, словно под череп ему хотел заглянуть.
— Собирался. Велел от Токсамбай в Джаркент вернуться, письмо хотел написать в Кульджу. Атаман теперь в Кульдже.
— Ты пойдешь и возьмешь письмо, Саттар.
— Нет, — отрицательно замотал и головой, и кистями обеих рук Саттар. — Не пойду к собаке.
— Ты много зла советской власти сделал. Теперь искупай эту вину. Сворачивай на правильную дорогу. — И Крейз заговорил вдруг о совсем посторонних вещах. Стал вспоминать свое детство в чужих людях, издевательства, тычки от богатого хозяина, в батраках у которого жил на заимке в родной Латвии. Саттару же казалось, что это о его детстве ведет речь председатель ЧК. Оно прошло в урочище Анархай среди обширных пастбищ и несчитаных отар однопалого.
Потом Крейз стал рассказывать про советскую власть, про единственную свою встречу с Лениным. И Саттар с удивлением отмечал, что каждое сказанное Крейзом слово находит отклик в его душе.
И как-то исчез стол, разделявший двух людей. Будто не было за ним чекиста с одной стороны и связного атамана, врага — с другой. За столом сидели два человека. У одного из них улыбчивые умные глаза, у другого они растерянные, взволнованные.
Иногда Крейз касался рукой Саттара. А когда в конце этого своеобразного допроса он вытащил из стола кольт, отнятый у Саттара при задержании, и, протянув его ему, сказал:
— Возьми, пригодится.
Саттар долго переводил повлажневшие сразу глаза с пистолета на председателя ЧК, все еще многому не веря. Затем вытянул обойму, убедился, что патроны на месте, и тогда только вытер ладонью выступившие от волнения на лбу росинки пота.
— А не боишься, что опять сбегу? — порывисто вскочил он со стула. Голос у него почему-то сразу охрип.
ebooksa