Ведьмин ключ

– Не надо. – Ола взяла его за руку и повела к шатру. – Слушай Скила. Он устроит нам встречу. Молчи.

Они подошли к шатру. Агай уже пришел в себя. Он кивнул Оле на повозку, и она послушно отправилась к ней. Позади семенила служанка, набрасывая на плечи царевны лисье одеяло. Придерживая мех у горла, Ола с вызовом оглядела толпу, поднялась по приступочкам в кибитку. Так же молча, Агай махнул погонщикам, и обоз царевны стронулся с места, заскрипел и покатил в степь, окруженный конвойной сотней. Царь не глядел вслед дочери. Из-под кустистых бровей глаза его пытливо глядели на мастера.

– Она пожалела тебя, как и подобает женщине при виде упавшего воина, – объяснил он поступок дочери. – Ты почему упал, и живой?

Лог положил к ногам царя щит. Почти точно по центру, там, где свернулась калачиком и щерила зубы медная пантера, торчал трехлопастной наконечник. Агай оторопело глядел на него, молчал. Предсказатель то ли рассмеялся, то ли закашлялся, ткнул посохом в пантеру и потащился прочь. Люди, расступаясь, кланялись ему.

– Я ускакал слишком далеко, – объяснил мастер. – Подумал уж повернуть, как вдруг… Я не ожидал такого удара. Было совсем далеко.

– Двести с лишним махов, – задумчиво промолвил Агай. – Скил прав, ты достоин награды. Но ты уже получил ее, так думаю. Повелеваю: всей кузней делать только такие стрелы и луки. Надо будет, – пришлют умельцев Ксар и Мадий. Среди здешних людей сам найдешь их… Скажи мне, кто охраняет тебя от бед?

Лог шевельнул плечом.

– Никому я не творил зла, труд мой полезен людям, радует их. – Он посмотрел в глаза Агая. – Я думаю, владыка, меня хранит их доброта.

– Вижу, не лукавишь. У тебя открытое, теплое сердце. Поэтому ты угоден богам и людям. Зачем ты хотя бы не стратег ольвийский?

Лог нахмурился, опустил голову. С моря дуло по-прежнему, и льняные волосы мастера печально струились. Агай раскрылил руки, его тотчас подхватили под них, поставили на ноги.

– Иди, мастер, – ласково сказал Агай. – В кузню пришлют доброго вина. Я доволен тобою.

…Мадий, старейшина скифов-пахарей, пересек свои степи и оказался на берегу Танаиса. За рекой, на левой ее стороне, лежали сарматские земли, беспредельные, тронутые ранней осенью. Пологим откосом всадники съехали вниз, пустили коней вплавь. Сильные кони плыли легко, поддерживая над водою наполовину сухими мускулистые груди. Заводные лошади плыли рядом, фыркали. Длинные хвосты течение сносило вбок.

Кони еще не царапнули копытами дно, а уже на берегу показался верховой дозор сарматов, ни одеждой, ни вооружением почти не отличавшихся от скифов. Только они не носили длинных, до плеч, волос.

– Далек путь твой? – гортанно спросил старший дозора выехавшего на берег Мадия, признав в нем старейшину по богатому панцирю и изукрашенной серебром и золотом конской сбруе.

– Начало пути там. – Мадий кивнул за спину. – Здесь его конец. Здоров ли скакун вождя?

По обычаю степняков спрашивать о благополучии вождя не пристало. Достаточно справиться о любимом коне. Если захромал – болен хозяин. Умер – нет и коня: любимого скакуна хоронили рядом.

– Здоров, не хромает, – ответил сармат.

Воины Мадия спешились. Лошади с шумом встряхивались, катались на спинах, взбрыкивая ногами. Никто больше ни о чем не говорил, не спрашивал. Сарматы поглядывали на скифов дружелюбно.

Отдохнув, пустились в путь. Скоро вдали показалась стайба – становище вождя. Беспорядочно толпились поставленные на землю круглые кибитки. Между ними лениво бродили кони и овцы, прошмыгивали тощие, с захлестнутыми меж ног хвостами, жесткошерстные собаки. Дым многих костров стлался над стайбой, кисло пахло горелым кизяком, тянуло острым запахом скота. Все это чувствовалось задолго до въезда в становище.

Первыми посольство встретили ребятишки. Озорной стаей кинулись они навстречу незнакомцам, подпрыгивали, хватаясь за поводья, дергали за гориты и акинаки. Смех, визг, улюлюканье. Раскосые глаза раздирало от любопытства. Совсем еще карапуз семенил рядом с конем Мадия, часто нагибался, подбирая спадающие бараньи штанишки.