Долго и молча стоял старейшина перед бюстом Олы. Какие мысли бродили в его голове, по лицу прочесть было нельзя. Лог топтался поодаль, ждал, что будет. Наконец Скил глухо произнес:
– Не подобает занимать место богов. Это опасно. Убери.
Сказано было таким тоном, что Лог не медля взял молоток и направился к бюсту.
– Не сейчас! – бросил Скил. – Когда будешь один. По мне пусть бы стояла хоть в кузне, хоть у царского шатра. Беда, что люди не поймут. Агай первым разъярится. Бери стрелы и лук. Покажешь владыке.
Он тяжело развернул свое широкое тело к выходу.
– Старейшина! – окликнул его Лог.
Скил обернулся. Мастер был бледен, голос его осекался. Он все еще стоял с молотком в руках. Скил дал ему знак бросить молоток и взять лук. Мастер взял, как во сне, подошел к нему.
– Как живая! – Скил ткнул пальцем в сторону бюста. – Зачем же сразу ломать? Спрячь и работай тайно. А белый камень – мрамор… есть неподалеку.
Мастер глядел на него изумленно. Скил пожевал ус и, что-то вспомнив, подтолкнул Лога к выходу.
– Идем скорее, надо успеть проводить царевну. Владыка отправляет ее на Борисфен к порогам. Скоро тут будет опасно.
– Старейшина! – воскликнул Лог. – Ответствуй! Слова твои добрые, идут от сердца ли? Один я в мыслях своих, и не на кого опереться. Добрым ли занимаюсь и нужным ли?
– Я тоже один остался с мыслями своими, – строго ответил старейшина и замолк.
Только когда сели на коней и выехали в улицу, Скил хорошо улыбнулся, хлопнул мастера по спине.
– Нужным и добрым ты занимаешься. Стой на том, не ломайся.
И страшно гикнул, посылая коня в намет.
Все было готово к отъезду дочери Агая. Несколько повозок ждали у шатра, нагруженные богатым скарбом царевны. Сама она находилась в кибитке, установленной на шестиколесной телеге. Сопровождали ее служанка, повар и конюший. Сотня всадников сидела на крепких конях – личный конвой Олы.
Агай стоял, потупившись. Царь чувствовал себя больным, и поэтому надел простую, но теплую баранью рубашку, а ноги всунул в унты из искристых понтийских бобров. Кун суетился у жаровни, дул на угли. Агай держал руки над самым жаром, но согреться не мог. День выдался пасмурный, с моря тянуло промозглым туманом, знобило.
– Пусть трогают, – невнятно распорядился Агай, жамкая костлявыми пальцами над жаровней.
Кун поднял от углей подрумяненное лицо, замер, не поняв приказа. Царь встретился с его взглядом.
– Не вижу Скила, где он? Пусть проводит царевну. Начальник стражи вскочил, косолапя, бросился к коню. С ходу, чуть присев, прыгнул в седло, развернул вороного, но с места не тронулся: прямо к шатру мчались Скил и мастер. Агай тоже увидел их, хмуро поджидал.