– На локоть, на локоть выматывай! – поучал отец, семеня на выручку. – Ленок схватал или таймень, язви его! Тащи-и!
Котька умело, по-рыбацки, поволок рыбину из глубины. Синего отлива, крапленый золотом и чернью показался ленок. Он раздувал жабры, хлопал крепкогубым ртом, бурлил воду багрянопёрым хвостом. Дух захватило у Котьки, когда выдернутый из воды ленок оторвал крючок и шлёпнулся назад в лунку. Котька с плачем грохнулся на колени и, словно выстрелил рукой, заклинил ею ленка в лунке. Отмахнув с другой варежку, поддел рыбину под жабры и, чувствуя под пальцами трепещущую мякоть, отбросил рыбину в сторону.
Только теперь подскользил Осип Иванович, стащил с Котькиной руки мокрую варежку, стал обжимать рукав телогрейки, вымоченной до локтя.
– Дуй домой, сынка. – Он суетливо напяливал на мокрую руку Котьки свою рукавицу. Котьку трясло от азарта, даже жарко стало. Хотел подобрать варежку, но её успело крепко прихватить ко льду.
– Беги, сынка, я отколупну, – торопил отец. – А ленок-то, ёс кандос, а? Килограмма четыре будет сукиного сына. Уха-а!
Котька побежал, но притормозил у рыбины. Ленка уже опахнуло изморозью, он вяло выгибался.
– Унесу его, – решил Костя, подхватил ленка на руку и с разбежками, с подкатами заспешил вдоль берега к взвозу.
С высокого яра увидел – отец тоже двинулся домой. В стужу рыбалка без рукавиц – не дело, быстро без пальцев останешься. Котька бежал улицей. Рукав лубенел, сдавливал руку, её стало пощипывать. Миновал барак, другой, осталось пробежать мимо единственного в посёлке двухэтажного дома, где на втором этаже жила Вика с тёткой. А там – сто метров, и всё, тепло родное. Лицо от встречного ветра очужело, на щеках замерзали слёзы, да ещё будто кто щелкнул по носу, и Котька начал оттирать его. Дальше не побежал – юркнул в тёмный подъезд и налетел сослепу на Вику.
– Котька, – удивилась она. – Да ты белый весь!
– Убу-бу-бу, – бубнил он, надраивая варежкой бесчувственный нос.
Вика прикрикнула тоном взрослой:
– Марш в квартиру. У тебя рука в лёд сделалась.
– Эт-то ленок к ней примёрз, – прошамкал Костя. – Рыба.
– Ещё чего? – не поверила Вика. Она отставила ведро с золой под лестницу и потащила Котьку вверх по скрипучим ступеням.
Жилище учителки – так её звали по-прежнему, хотя в школу она теперь не ходила, – угловая комната. Таких квартир было в каждой секции три, и в каждую вела своя дверь из квадратной прихожей. Четвёртая комната служила общей кухней. Вика втащила Котьку в комнату, начала стаскивать с него телогрейку. Так, вместе с примёрзшим ленком она и грохнулась на пол. Котька прислонился к печной стенке, прикладывая к ней то одну, то другую щёку. Вика открыла дверцу духовки, подставила стул, набросила на спинку телогрейку. Потом присела перед ленком, провела пальцем по жаберной крышке.
– Рыба, – как будто только теперь поверила она. – Зубастая. У нас в Сестрорецке тоже больших ловили. В озёрах. Широкие такие караси. – Она подняла глаза на Котьку, улыбнулась. – А щёки у тебя в извёстке.
Улыбалась Вика редко. Губы чуть дрогнут, наметятся подковкой и тут же распрямляются. В школе не перемене всё больше стояла у окна и смотрела во двор. Поначалу её считали задавалой, а мальчишки – недотрогой и маминой дочкой. Один больно дёрнул за косичку, а она даже не ойкнула, только спросила у обидчика: «Так разве можно?» Больше её не задирали, а когда она рассказала ребятам – какая она, война, вблизи и что ей пришлось пережить, то девчонки, хоть задним числом, но отлупили после уроков того мальчишку портфелями.
Котька обтёр лицо ладонями, сел на стул перед духовкой, телогрейку положил на колени. Ему стало хорошо, разморило в тепле. У Вальховских он бывал и раньше, помогал Вике по химии. В их комнате всегда было тихо. И сейчас тихо. И Вика рядом. Сидит на корточках, выставила коленки, обтянутые рубчатыми рейтузами, а на одной коленке аккуратный шов, почти незаметный.
– Из рыб супы варят, – проговорила она. – Или жарят. Очень вкусно.
– Смешно это – супы. – Котька с недоверием посмотрел на неё. – Уха – другое дело.
ebooksa