Дымокур вынул из кармана головку чеснока, размял в ладонях, раскатил по столешнице белые зубочки. Осип Иванович натёр хлебную корочку чесночинкой, хитро, с улыбочкой начал приступать к Дымокуру:
– Так всё-таки на что оно похоже? Может, кошка была? Так она должна мяукать, натурально.
– Кто её знает, – уклонился Филипп Семёнович. – Может и кошкой перекинуться. Вот и кумекай, что он и кто. Всякое обличье у ей в запасе. Но раз увидел да признал в ей Верещуху – быть в богатстве и радости. Радость у нас есть, а богатство наживём, верно, Устинья.
Постучалась и вошла Катя Скорова. Первым делом – объятия и поцелуи. Что ни говори, а Катюша почти член семьи.
– В клуб идёмте. Неля просила сказать – обязательно надо прийти. Военные приехали, над которыми фабрика шествует, будут подробности сообщать, даже концерт красноармейский привезли.
– Собирайся, мать! – приказал чуть захмелевший Осип Иванович. – В штанах я этих пойду, а рубаху новую давай. Ну-ка, Филипп, быстренько досидим и двинем. Ты, Катюша, скажи Неле – идём.
Вышли из дому чинно, по-семейному: отец впереди, за ним мать, следом Котька. По улице к клубу валил народ. Костроминых окликнули, запоздравляли, смешали с толпой. Котька отстал, выглядывал идущую рядом с тёткой Вику, подождал их и пошел чуть впереди, мол, вот он я, начал провожать, как и сказал.
С Вальховской раскланивались – уважали её в посёлке. Помешательство её было тихое, незаметное. И работу не бросила. Ретуширует в фотомастерской негативы. Что там она колдовала за своим столом со стеклянной крышкой, а получается: перед аппаратом, на раздвижную треногу прикрученном, садятся осунувшиеся, до срока постаревшие люди, а получат бойцы карточки – гладкие все, красивые. Удивлённым родителям говорила: «Я тут тоже фронт держу, чтоб к сердцам бойцов боль за вас не подступала».
– Мальчик, – услышал Котька голос учителки и хотел было поддать шагу.
– Слышишь? – Это уже Вика. И за рукав теребит.
Он приостановился, пошёл рядом. Викина тётка взяла его под руку, заглянула в лицо.
– Спасибо. – Она пожала Котькин локоть и больше не сказала ни слова. Так и до клуба дошли. Тут Котька втёрся в толпу дружков-сверстников, огляделся, но Удода не увидел. Очень не хотелось сегодня встретить его. Ведь если приставать начнёт, то вроде бы по делу: выходит, Вику он у Ваньки и вправду отбил. Ну как же не отбил, сказал ей: буду провожать, и сегодня, все видели, шёл с ней до самого клуба.
К дверям протискивался Илларион Трясейкин. Был он в белом полушубке, шапке белой, над головой держал фотокор.
– Ну-ка, огольцы, дай пройти! – бодро покрикивал он, расталкивая парнишек. Локтем задел Котькину шапку, она свалилась.
Обозлился Котька, просунул валенок между чьих-то ног и подсёк Трясейкина подножкой. Илларион повалился на мальчишек, моментально сделалась куча мала. Кто-то сдёрнул с него валенок и теперь он прыгал у дверей на одной ноге, ругался, кутая жёлтую ступню краем полушубка. Откуда-то прилетел катанок, Илька поймал его, обулся и подскочил к Котьке:
– В колонию захотел, поросёнок? – закричал он и сдунул с фотокора налипший снег. – Так я это мигом устрою! Я найду для тебя спецспособ!
Неожиданно пришла подмога – сзади Котьки раздался голос Удодова:
– Ты цё кричишь? Это я тебя завалил! Цё, не веришь?
Илька, погрозив Котьке кулаком, скрылся в клубе. Ребятня тоже стала протискиваться в помещение, успеть бы занять хорошие места перед сценой. Клуб был битком набит людьми, но мальчишки, юркий народец, просочились в зал и вот уже сидят на полу, ног не вытянуть, поджимай под себя калачиком.
Прямо перед ними трибуна, красным сатином обитая, вправо от неё стол, тоже в красном, а сидят за ним уважаемые люди: директор спичечной фабрики товарищ Сысоев, однорукий парторг Александр Павлович с орденом Красной Звезды на диагоналевой гимнастёрке. Тут же гости – пехотные командиры и военморы с базы КАФ. Прямая и строгая смотрит в зал женщина, прибывшая из горкома. Здесь и Филипп Семёнович с орденом на алой подкладке. Ванька, когда увидел его в президиуме, толкнул плечом Котьку, дескать, видел наших? Котька в ответ только большой палец показал. Сегодня ему все нравились, кроме Трясейкина. Ну да ладно. Теперь скоро конец войне, вернётся Серёга, женится на Кате. А то надоело уже врать в письмах, что Илька в посёлке не показывается. И не покажется, как увидит у Серёги медаль, правда, не написал какую. На войне заслужил, значит, боевую. Например, «За отвагу». Какую ж ему дадут, он вон какой смелый в парнях рос.
ebooksa