— По-моему, то, — поспешил блеснуть своей сообразительностью ефрейтор Шаламон Цикламен, — что вашим напарником мог быть не кто иной, как рядовой Иболья.
— Ты попал в точку! А теперь кто ответит на вопрос: с кем он мог подраться?
Бюрёк, улыбаясь, ждал ответа. Первым тишину нарушил Казмер Кикирич.
— Эврика! — воскликнул он. — Все ясно. Товарищ ефрейтор! Вы истинный гений! Это я считаю своим долгом заявить без всякой лести. Наш друг Иболья, наш любимый Деже столкнулся с тем мужчиной, которого я в тот раз обнаружил, а вы, товарищ ефрейтор, вместе с Деже схватили за свинарником. Судя по всему, Иболья где-то встретил его, узнал и снова поймал на месте преступления!
Вслед за тем они долго смаковали и анализировали выдвинутую несомненно достоверную гипотезу. Ефрейтор Бендегуз Бюрёк и Казмер Кикирич не преминули снова рассказать, как им удалось схватить притворившегося спящим диверсанта. Теперь они со всей определенностью утверждали, что ранить рядового Иболья мог только тот, кто храпел за свинарником, прижавшись к кирпичной ограде. Теперь уже никто не сомневался в том, что он прикидывался спящим, предусмотрительно облив себя водкой.
Итак, рота может гордиться Деже Иболья, пришли они к единодушному выводу, но почти таких же почестей заслуживает и Казмер Кикирич, ибо, если бы благодаря ему не удалось задержать того диверсанта, рядовой Иболья не смог бы опознать его. А разве можно умалить заслуги ефрейтора Бендегуза Бюрёка? Ему тоже полагается лавровый венок, ведь лазутчик был схвачен под его непосредственным руководством.
Казарма погрузилась в радужный, глубокий сон. Последним уснул знаменитый поэт, рядовой Татика, несмотря на то что помимо сочинительства больше всего на свете любил поспать. Иногда даже злоупотреблял этим явно в ущерб первому. Причина его непривычного бдения крылась в том, что он принял решение: героем его эпоса будет не только рядовой Иболья, но и Казмер Кикирич и лучший из лучших младших командиров — Бендегуз Бюрёк…
К вечеру следующего дня события приняли совершенно иной оборот. Командир роты побывал в госпитале, и рядовой Иболья, пребывая благодаря своей выносливости, силе и здоровью в бодром состоянии, смог доложить ему, что произошло с ним во время отпуска.
Он отправился домой поездом. На станции Нёсиром в тот же самый вагон села элегантная дама лет сорока пяти. Она вела за руку молодого человека по меньшей мере лет двадцати пяти, на лице которого блуждала бессмысленная улыбка, а движения были явно не по возрасту угловатыми, неуклюжими. Они заняли свои места и несколько минут не произносили ни слова. Устало, с безразличным видом смотрели в окно.
— Мамаса, тепель я холосый мальцик? — неожиданно громко спросил великовозрастный младенец.
— Хороший, конечно, очень хороший, только помолчи.
Пассажиры сочувственно зашептали: «Несчастный парень! Как жаль его!..»
После продолжительной паузы странный мужчина, выглядывая в окно, звонким голоском запел:
— Если бы я был кошечкой, то поймал бы мышек сто…
Женщина, словно не слыша, безучастно, невидящим взглядом смотрела на проплывавшую мимо местность. Двадцатипятилетний младенец снова запел свою песенку. Пассажирам, в том числе и рядовому Иболья, хотелось и смеяться и плакать, глядя на странную сцену.
Парень уже в третий раз повторял свою песенку, когда в вагон вошли пограничники и приступили к проверке документов. Детина, не меняя позы, уставился в окно и продолжал лепетать. Когда пограничники подошли к ним, он громко вздохнул и снова запел.
— У моего сына нет документов, — сообщила дама пограничникам. — Он болен, бедняжка… Вот взгляните, пожалуйста, он записан в моем паспорте…
— Понятно… — произнес один из пограничников и показал паспорт своему напарнику. Затем, обращаясь к женщине, сказал: — К сожалению, на следующей станции вам придется сойти, а сейчас следуйте за нами…
— Почему?
— У вас не в порядке документы. У вашего спутника тоже!..
ebooksa