Выживая — выживай!

Сенаторы своими голосами поторопились поддержать графа Тусколо.

— Христианская Тоскана приветствует выбор священника Анастасия! Да наградит его Бог долголетием и мудростью, да прославит он Церковь Его во славу нам и в назидание потомкам! — так почин Теофилакта подхватила Берта Тосканская, быстро оценившая все выгоды этой кандидатуры и с удовлетворением отметившая наличие разлада в семействе своих давних врагов. Пусть тосканская графиня, как и Мароция, не имела права участвовать в выборах папы, ее голос, несомненно, имел высокую цену и значение для собравшихся.

У Теодоры опустились плечи. Она взглянула на своего любимого, тот улыбнулся ей в ответ, стоически переживая неудачу. По правде говоря, вся их надежда была на свою темпераментность и на жадность находившихся у вершин власти людей, но уж слишком враждебен был равеннскому епископу нынешний состав Верховного Синода и римского Сената, чтобы можно было с большим основанием претендовать на успех. На секунду Теодора встретилась с торжествующим взглядом Мароции. Сколько же они могли друг другу наговорить, предоставься им подобная возможность! Но характер их тайн приказывал обеим держать язык за зубами.

Сполето, само собой разумеется, поддержало свою герцогиню. Приехавший в Рим после долгого перерыва Альберих давно не удостаивался такого почтения со стороны высшей знати и сейчас оглядывал всех собравшихся взором, вопрошавшим, все ли убедились, насколько славная у него жена? Южные герцогства, традиционно тяготевшие к Византии и видевшие Теофилакта рупором своей политики в Риме, также одобрили кандидатуру Анастасия. За Иоанна и Ландона было подано столь мало голосов, что ими можно было просто пренебречь.

Под занавес собрание потребовало самого Анастасия. Тот, с момента, когда Мароция впервые произнесла его имя, в испуге спрятался за колонной, дрожа от ужаса и шепча: «Что она делает? О Господи, что она делает? Они выкликают мое имя! Этого не может быть! Почему я? Я недостоин, и Мароция лучше других знает, что я не могу! Господи, дай мне силы, они идут за мной!»

Весь белый от ужаса и уже как будто придавленный тяжестью своего грядущего ответственного сана, Анастасий предстал перед римской публикой. К нему подошел кардинал-епископ Остии, поцеловал ему трепещущую руку, которую Анастасий с испугу отдернул, и величественно произнес:

— Священный Синод и благородные фамилии Святого Рима и Священной Италии, по просветлении разума нашего Духом Святым, посетившим данное собрание, почли наидостойнейшим христианином, способным взять в свои руки бразды правления Святой церкви, тебя, священник Анастасий, сын безвестных родителей! На выборах будущего понтифика и викария Господа нашего, которые состоятся следующим днем, твоя кандидатура, как единственная, будет представлена народу Великого Рима на утверждение!

Следом за епископом Остии к Анастасию подошла сама Мароция, благо она никуда не уходила с этой импровизированной арены. Она взяла еле живого от ужаса Анастасия за руку, прижалась к ней своими губами и в этот момент, как это она делал не раз, игриво поиграла пальчиками по внутренней стороне ладони священника. Как не был уже к этому моменту напуган Анастасий, его лицо побелело еще сильней.

*****

Эпизод 12. 1666-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Александра (август 912 года от Рождества Христова)

— Вам не кажется, любовь моя, что ваша маленькая дочь становится для всех нас весьма большой проблемой?

Они лежали на широком ложе совершенно обнаженными. В их любовной игре был объявлен перерыв, они уже долгое время молчали, утомленные друг другом, и ощущали на себе невыразимо приятное дуновение слабого ветерка, освежавшего эту жаркую летнюю ночь. Тускло чадили, осторожно потрескивая, два факела, ставни с окон были сняты, Рим за окном безмятежно и беззвучно дремал.

— И, кажется, не в вашей силе склонить Мароцию на нашу сторону? — Иоанн продолжал бросать в воздух фразы, но Теодора по-прежнему молчала.

— Ей, кажется, понравилась роль папской любовницы? Мои соглядатаи из разных источников твердят, что наш новый папа находит в ее обществе и наслаждение, и совет.

— Быть может, это у нас фамильное. Священники нам нравятся больше воинов и ваши митры нас с дочерью возбуждают, возможно, сильнее, чем шлемы со страусиными перьями и запах крови с железом, — невесело улыбнулась Теодора.

— Но она нетерпеливей, а может, напротив, расчетливей вас. Вы ведь начинали с причетника, она же сразу ухватилась за папский паллий.

— Давайте прекратим упражняться в сравнении, друг мой. Мне это не нравится, — Теодора и в самом деле нахмурилась, решив не договаривать: «Тем более, что чем дальше, тем сильнее и больнее я буду в этом сравнении проигрывать».

— Прости, любовь моя. Но вернемся к проблеме. Ваша дочь год тому назад блестяще, другого слова не подберу, охмурила Синод, и теперь епископом Рима стал этот юноша, которому, по всей видимости, тяжело было бы справляться даже с каким-нибудь провинциальным храмом и его неграмотной паствой. Ваш муж охотно поддержал Мароцию и мотивы его понятны, а раз Теофилакт с чем-то согласился, у остального Сената слово уже спрашивать необязательно. И что теперь? Анастасий может и не особо умен, но он молод и здоров, и мы отойдем в лучший мир раньше, чем успеет покрыться сединами его голова. Ваша дочь никогда не смирится с нашей любовью, а натура ее настолько уже мне понятна, что не удивлюсь, если она в ближайшие годы приберет к своим маленьким ручкам и Сполето, и Рим.

— Я надеялась, что моя помощь в устройстве ее брака с Альберихом вернет нам прежние отношения и вроде все действительно до поры до времени получалось. Но после ее свадьбы я почувствовала не то чтобы отчуждение, но совершенно неприкрытую ненависть. Видимо, она не простила, что вы с братом так ловко раскрыли ее западню, в результате чего она попалась сама.

Иоанн уже давно рассказал Теодоре обо всех событиях того дня в сполетском замке, благоразумно умолчав только о том, чем именно закончились для Мароции ее попытки поймать Иоанна в ловушку. Поэтому удивление Теодоры сейчас не было ни игрой, ни жестокой глупостью.