Мажордом перекрестился.
— Упокой, Господи, душу моей прежней госпожи, — старый слуга, искренне любивший свою хозяйку, даже всхлипнул при этом, — но вы, моя герцогиня, совершенно правы. Не раз и не два эти низкие люди посещали наш замок, но старая герцогиня, памятуя о своей чести, никогда не пускала их внутрь башни, беседуя с ними во дворе. Агельтруда даже собиралась зачем-то отправить корабль в Палестину, и если бы не гибель обоих ее сыновей, …. — и мажордом, не в силах сдержать слезы, просто махнул рукой.
Итак, этот пергамент, очевидно, был получен герцогиней незадолго до ее пострига, слишком поздно для нее, после чего обстоятельства, вставшие на пути Агельтруды, не позволили той вступиться за свою ускользающую красоту. В течение трех последующих недель Мароция продолжала изучать содержимое библиотеки Агельтруды, пока в замок не вернулся ее муж. Впрочем, ко времени его приезда, внимание Мароции было уже отвлечено от книг и старинных рукописей. В своем организме она вдруг уловила симптомы уже известные ей, и ужас пополам с брезгливостью овладели всем ее существом. Новая проблема замаячила перед ее носом.
Кастелянша, которая в памятную ночь помогала Мароции принять ванну, добросовестно знала свое дело. Едва Альберих, на пару с Кресченцием, спешился в своем замке и подивился наведенному в окрестностях двора порядку, как кастелянша поведала ему о своих подозрениях, очевидно, рассчитывая на радостную благодарность хозяина. Однако хозяин стал мрачнее тучи и, ничего не сказав верной слуге, поспешил в свои покои, чтобы хорошенько обдумать новое обстоятельство. Кресченций последовал за ним.
— Вот что, Кресченций, собери сюда скорее Марка и Максима. Вы все дадите мне клятву на распятии, что все обстоятельства беременности моей жены останутся строжайшей тайной.
Когда хочешь клятвы, требуй ее немедленно! Кресченций, конечно, повиновался своему сюзерену. Он целую неделю разыскивал шалопутных Марка и Максима, отряжая тех в Сполето. Случилось так, что на пути Кресченция оказался славный Рим, а в Риме уже известный дворец местного консула, где Кресченция, рассчитывающего на повышение в этом городе, гостеприимно встретила любезная Теодора.
Мать всего лишь ненадолго ужаснулась судьбе своей дочери. В конце концов, рассуждала она, Мароция понесла заслуженное наказание, которое впредь заставит ее считаться с интересами и могуществом ее окружения. К тому же, разве не проходила сама «никейская шлюха» через нечто подобное, прежде чем заставить обратить на себя внимание деятельного архонта и димарха42 Теофилакта? Главный же вывод, который сделала для себя Теодора из новостей, рассказанных ей Кресченцием — пришла пора действовать, Мароция надежно и надолго изолирована, время для молодого папы Анастасия начало обратный отсчет.
Эпизод 15. 1667-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Константина Багрянородного (913 год от Рождества Христова)
Наметив себе жертву, наиболее слабую и легкомысленную среди большого и смертоносного стада свирепых буйволов, опытная львица никогда не спешит с началом своей охоты. Ни сводящий от голода живот, ни ужасающий зной, ни мерзкая мошкара не заставят ее ускорить момент начала своей атаки, все должно быть выверено и просчитано до секунды, иначе, как минимум, придется оставить свой прайд без ужина, а, как максимум, самой подвергнуться риску быть затоптанной копытами своих вкусных и одновременно грозных и беспощадных врагов. Львица терпеливо лежит в саванной заросли, не сводя глаз с намеченной жертвы, фиксируя и анализируя все ее движения и движения ее соседей, и ждет, ждет, ждет. Хищница знает, рано или поздно шанс для смертельной схватки представится.
Такой же тактики в отношении несчастного папы Анастасия придерживалась и Теодора Теофилакт. Она не пропускала ни одной новости, поступающей в Рим, благо к ее услугам была создана целая шпионская сеть, прислушивающаяся ко всему, о чем говорят на городских улицах мастера школ, торговцы, пилигримы и просто бродяги. Ее соглядатаи шастали по всем рынкам и площадям города, присутствовали в толпе на каждодневных религиозных шествиях и молебнах. Теодора по крупицам накапливала силы своих сторонников в Сенате Рима и Синоде Церкви, через вторые-третьи руки лоббируя выдвижения угодных ей кандидатов. Робкий и лишенный поддержки и совета Анастасий понемногу уступал ее напору, сдавал постепенно свои позиции и Теофилакт, предпочитая лишний раз не ссориться со своей амбициозной супругой и успокаивая себя тем, что его личной карьере ничто не угрожает. Влияние Теодоры росло, но сама она по-прежнему выжидала, день за днем, неделя за неделей.
Между тем миновала зима и, по расчетам Теодоры, ее дочь Мароция, в силу своей беременности, уже не могла предпринимать дальние путешествия. К тому же, Альберих по-прежнему держал ее фактически под арестом, хотя, по сведениям, получаемым ей от Кресченция и не распространявшимся никуда далее, Альберих более не пытался поднимать руку на свою жену. Теофилакт время от времени справлялся о своей дочери, но, получив однажды известие о том, что Мароция ждет второго ребенка, с радостью успокоил все, возникшие было, сомнения и страхи. Что касается старшего сына Мароции, Иоанна, то он жил в Замке Ангела под присмотром верной кормилицы.
С первыми по-настоящему сильными лучами солнца пришла в движение и рост не только чудная природа Италии, но и вся общественная жизнь. В первых числах мая, на месяц ранее положенного срока, Мароция произвела на свет сына, которого назвали в честь своего формального отца Альберихом. Вновь, как и в первый раз, роды проходили очень тяжело, и История была на волоске от того, чтобы до времени и бесславно потерять ярчайшую представительницу своего века. Мароция несколько дней металась в родильной горячке, а в редкие минуты просветления, со странными чувствами, от глубокой ненависти до нежнейшей любви и сострадания, глядела на крикливый, розовый комочек, рожденный ею. Вся эта гамма чувств сопровождала ее на протяжении всего периода беременности и слуги Альбериха строго следили за тем, чтобы истеричная герцогиня не сотворила чего-либо худого с собой или с ребенком, а сразу после родов герцог отрядил двух пышногрудых кормилиц, чтобы они дали необходимые силы новорожденному наследнику. Может показаться странным, но Альберих-старший действительно проявлял определенную, без напуска, заботу к судьбе младенца, которого ему ниспослали Небеса, неверная супруга и кто-то из троицы его ближайших друзей.
Практически в один день, когда Теодора получила известие о том, что вторично стала бабушкой, городские шпионы принесли ей известие о внезапной кончине Гизелы, единственной наследницы Беренгария Фриульского, выданной им замуж за Адальберта, графа Ивреи. Теодора отреагировала молниеносно — в ее голове родилась блестящая идея предложить молодому графу Адальберту руку своей второй дочери, совсем юной Теодоры-младшей. Альянс сулил великие перспективы, но Теодоре пришлось вскоре с болью вцепиться себе в волосы и смириться с поражением. Ее извечная соперница Берта Тосканская получила это известие раньше, и ее ответ был не менее скор — она незамедлительно выслала гонца в Турин с письмом Адальберту и портретом своей дочери Ирменгарды. В успехе Берты можно было не сомневаться — Ирменгарда, по словам еще живых очевидцев событий прошлого века, была точной копией своей бабки, роковой красавицы Вальдрады. Марьяж с тосканскими маркграфами Адальберт Иврейский принял незамедлительно и это не на шутку встревожило Теодору, Иоанна Равеннского и самого Беренгария — на северо-западе Италии начал образовываться весьма опасный для них пояс врагов, грозивший растянуться от римских предместий до не к добру затаившейся Бургундии. Третья новость, привлекшая этой весной внимание Теодоры, к слову, пришла именно оттуда — в конце прошлого года скончался Рудольф, король Верхней Бургундии, оставив свои земли малолетнему сыну. И, наконец, скорбный перечень тех, кого за последнее время унесла ненасытная смерть, был бы неполон, если бы мы не упомянули о неожиданной кончине юного короля Людовика, сына Арнульфа Каринтийского, с уходом которого навсегда пресеклась ветвь германских Каролингов. Суеверный народ связал последнюю смерть юного монарха с появлением в конце прошлого года над небом Франкской империи страшной кометы, имеющий вид меча43, и меч этот, по мнению некоторых астрологов, был занесен над всеми потомками Карла Великого.
Все эти события побудили нашу римскую львицу начать свою атаку. К тому же, нет худа без добра — занятая свадебными приготовлениями, Берта со своим мужем отправилась на север Италии, и выборы папы теперь могли бы состояться без них самих и их козней. И Теодора решилась.
Осуществить преступление казалось делом и простым, и сложным одновременно. Теодора и ее муж имели доступ во все помещения резиденции папы, включая спальню, кабинет, кухню. Однако и меры предосторожности слугами папы и людьми Теофилакта исполнялись неукоснительно и были достаточно тщательно продуманы. Вся пища и все вино непременно дегустировалось рабами, причем, несмотря на ущерб вкусовым качествам, приготовленная пища выдерживалась некоторое время, дабы лекарь, осмотрев раба, мог бы удостовериться в отсутствии в пище как быстродействующего яда, так и яда, действующего с отсрочкой по времени. Белье и одежды папы стирались и проветривались одновременно бригадой слуг и поступали в услужении понтифику непосредственно перед обрядом одевания или сна. Наконец, спальня папы всегда внимательно осматривалась на предмет наличия в ней змей и насекомых, а священными книгами папа пользовался только из своей личной библиотеки, запираемой на внушительного размера ключ.
Однако, Теодора не была бы Теодорой, если бы ее изощренный преступный ум не подсказал ей блестящую мысль. Китониты44
Спустя пять дней, во время службы в базилике Святого Петра, в присутствии сонма горожан, молодому папе внезапно сделалось дурно. Его вырвало кровью прямо на ступени кафедры, глаза закатились и он взвыл страшным голосом, распугав всю многотысячную паству. День ото дня ему становилось хуже, лишь в середине дня странная болезнь имела свойство ненамного отступать, но вечерами, когда слуги зажигали факелы в его спальне, папа начинал задыхаться и страшный кровяной кашель вновь терзал несчастного. Наконец, однажды сделалось дурно и одному из слуг, и кто-то сообразительный выкинул прочь все факелы в спальне, в результате чего папские покои теперь погрузились в кромешную тьму, лишь изредка нарушаемую дрожащим пламенем свечи, когда кто-нибудь из придворных осторожно подходил к умирающему, чтобы дать ему пить или для того, чтобы убрать липкую испарину с его лица.
Молодой понтифик держался в высшей степени достойно в свои последние часы. Ему очень хотелось увидеться и проститься с Мароцией, единственной женщиной в его жизни, единственной любовью и самым большим своим грехом. Но даже в такую минуту он не посмел подвергнуть унижению авторитет апостольского трона и обнажить перед всеми свои суетные страсти. С грустной улыбкой на губах, уходя в лучший мир, он говорил всем многочисленным слугам и патрициям города, собравшимся подле него, что ранняя смерть ему послана Господом в наказание за его дерзость утвердиться на престоле Апостола, он ведь знал, заранее знал, что недостоин подобной участи и ждал наказания все дни своего короткого понтификата. И теперь он просил римлян только об одном — быть строгими и придирчивыми при выборе своего нового епископа, только это могло дать им прощение со стороны Небес.
Папа Анастасий Третий скончался ранним беспечным утром 14 июня 913 года, на два года и два месяца пережив своего отца, папу Сергия. Единственный случай в истории папства, когда апостольская тиара переходила фактически по наследству, хотя об этом, кроме самого Анастасия, никто не знал. Рим погрузился в уныние, которое не испытывал со времен смерти Иоанна Девятого. Молодого папу за его кроткость и набожность город успел полюбить всем сердцем, а его подчеркнутая аполитичность, насколько, конечно, мог быть в то время вне политики епископ Рима, только добавляла ему симпатии горожан, которым знать, в результате своей подковерной борьбы, подсовывала в последние годы то папу-хозяйственника, то папу-удачливого интригана, но уже давно не сажала на престол Святого Петра человека, единственным устремлением которого было стараться служить идеалам христианства, по крайней мере в том виде, в котором их понимал он сам и европейский Десятый век. Исключением здесь являлся папа Лев Пятый, но его понтификат длился столь мало, что город даже не успел составить о нем цельного представления.
С кончиной папы Анастасия, Теофилакты немедленно собрали церковный собор и ассамблею знати из союзных им итальянских фамилий. Местом собраний они, как и в прошлый раз, избрали полуразрушенный дворец Нерона, на ступенях которого Теодора надеялась теперь взять полновесный реванш. Конечно, ей и Иоанну Тоссиньяно, спешно прибывшему в Рим на зов любимой, к тому моменту не удалось довести число своих сторонников до большинства ни в светском кругу, ни в церковном, но на сей раз у них было неизмеримо больше шансов на успех, тем более что на ассамблее отсутствовала не только Мароция, но и тосканская семья в полном составе.
ebooksa