Отсутствовали в полном составе также послы южноитальянских княжеств и самой Византии. За неделю до смерти папы, в Константинополе умер базилевс Александр, причем весть о его смерти пришла, как это часто бывало, в сопровождении наспех сотворенной легенды. Когда-то римский Капитолий украшали семьдесят статуй, олицетворяющих семьдесят народов побежденных античным Римом. На груди каждой статуи висел колокольчик, который начинал звенеть всякий раз, когда соответствующий порабощенный народ вдруг оказывал неповиновение. Во времена византийского владычества эти статуи, как и многие богатства Рима, были вывезены в Константинополь, дабы существованием своим напоминать базилевсам о былых славных временах. Император Александр, видимо не чуждый гордости за своих великих предков, решил оказать статуям дополнительные почести. Он велел обрядить их в шелковые одежды, а евнухам приказал исполнять в честь побежденных народов гимны от собственного лица, мня себя потомком Траяна и Августа. Однако ночью к базилевсу во сне явился Апостол Петр. «Я царь римлян!» — гневно заявил Святой императору и не позволил тому пробудиться ото сна45. Легенда распространилась по Риму со скоростью чумы, однако мало кто задавался вопросом, а что, собственно, не понравилось Апостолу Петру, а также, каким таким образом последний сон императора стал известен всем оставшимся после него здравствовать.
Ну да Господь с ней, с Византией и ее базилевсами, планам Теодоры и Иоанна все эти события никоим образом не вредили. Единственно важным для них в эти дни было то, что, число их потенциальных противников на папских выборах сократилось до минимума. Однако все испортил не кто иной, как …. Беренгарий Фриульский. Пословицу «лучшее — враг хорошего» он тогда либо не знал, либо ею пренебрег, но, в любом случае, мало кем признаваемый король, по всей видимости, решил, что будет выглядеть весомым и решающим аргументом для Рима, если он, в преддверии выборов папы, выдвинет свои войска в направлении Вечного города. Однако, его поход вызвал прямо противоположную реакцию — молодой граф Гвидо Тосканский, сын Адальберта, остававшийся на тот момент в Лукке, с немногочисленными отрядами занял все основные дороги, ведущие в Рим, с явным намерением пролить кровь, но не допустить фриульца к Капитолийскому холму. Угрожающе повел себя и Альберих Сполетский. Нет, он и не думал нарушать вассальной клятвы, данной им когда-то Беренгарию, но в отношении братьев Тоссиньяно он открыто обнаружил свои неприязненные чувства. Теодора углядела в таком поведении Альбериха очевидное влияние событий, случившихся с Мароцией, и навсегда вычеркнула Альбериха из числа узкого круга лиц, которым доверяла безраздельно.
В Риме же приближение Беренгария немедленно сплотило все антиравеннские силы, и среди знати, и среди клира. Кандидатура Иоанна Тоссиньяно вновь проиграла, на этот раз престарелому священнику Ландону, уже давно топтавшемуся возле Святого Престола, настолько давно, что уже всем и ему самому показалось, что судьба так и не обратит на него ласкового взора. Однако, на сей раз все для Ландона совпало удачно, и высокое собрание, кинувшись в другую крайность, теперь вместо испуганного юнца выдвинула на папский престол седого, в пигментных пятнах, скрипящего суставами и вечно кряхтящего Ландона, прославляя его мудрость и недюжинный жизненный опыт. В начале июля ликовали все сабинские церкви, после очень долгого перерыва их земляк вновь стал епископом Рима, папой Ландоном Первым. Он вообще стал первым папой за последние полтораста лет, после сицилийца Стефана Третьего46, чье место рождения находилось не только за пределами Аврелиановых стен, но и за границами Лациума47. И еще один примечательный факт связан с избранием на трон Апостола священника Ландона — своим появлением и на целую тысячу с лишним лет он закрыл список имен, принимавшихся епископами Рима при интронизации. Вплоть до последней четверти двадцатого века, до Иоанна Павла Первого48, не появится ни одного папы с новым именем!
С воцарением нового папы, число сергианцев в верховном церковном клире стремительно пошло на убыль. Теодора и Иоанн втайне даже ликовали, что им удается чужими руками расчистить путь к церковному Олимпу — в то, что понтификат Ландона продлится долго не верилось никому. Определенных успехов продолжали они добиваться и в Сенате, причем основным гонениям подвергалась теперь византийская партия, которая роптала, жаловалась Теофилакту и …. таяла на глазах. Ближе к концу лета Теодора и Иоанн набрались смелости и обратились к Ландону с предложением короновать Беренгария Фриульского императором.
Папа выслушал их, и со спокойным, обычным для себя, полусонным видом, тихо прошамкал, что в принципе он лично не против, важно только понимать пути преодоления угрозы для Рима и Италии со стороны бургундского Людовика Слепого и, на всякий случай, со стороны германских князей. Теодора и братья Тоссиньяно с жаром уверили папу, что германские князья Конрад и Генрих заняты распрей между собой, что влиятельный епископ Гатттон, фактически правивший при последнем восточном Каролинге, в наказание за жадность и коварство этой весной был заживо съеден мышами в собственной башне49, что многочисленные поражения надолго испугали бургундцев, что Людовик Слепой не пользуется авторитетом и не имеет власти даже в родном Вьенне, что, наконец, недавняя смерть Рудольфа, короля Верхней Бургундии повергла местные земли в междоусобицу, в кровавой мясорубке которой нет времени и сил для италийских дел. Папа кивал головой, ему услужливо кивали равеннцы, если бы в папском дворце присутствовал сам Беренгарий, он бы тоже кивал в унисон. Всеобщее видение ситуации из желаемой стало бы действительной, если бы еще их благодушного мнения держались сами бургундцы.
Однако судьба-злодейка не уставала воздвигать на пути Беренгария Фриульского к императорскому трону одно препятствие за другим. Намеченную ближе к рождественским праздникам 913 года коронацию вновь пришлось отменять, поскольку, как только мощь итальянского солнца резко пошла на убыль, на полях Италии вновь, спустя почти десять лет, объявились воинственные отряды с желто-синими и желто-красными, под стать на глазах меняющемуся природному ландшафту, знаменами. Бургундское воинство вел, на сей раз, не слепой император Людовик, не избалованный ребенок Рудольф, а до предела честолюбивый, энергичный и в тоже время на редкость расчетливый Гуго, граф Арльский, граф Вьеннский, первый сын от первого брака тосканской графини Берты. Поприветствуем же его!
Эпизод 16. 1667-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Константина Багрянородного (февраль 914 года от Рождества Христова)
На массивном клетчатом поле, несчастный белый король, в окружении немногочисленной, оставшейся в живых, свиты испуганно жался к углу доски, спасаясь от молчаливого и неумолимого натиска черного войска, со всех сторон обступившего его. Средних лет монах в черном плаще, выдававшем его принадлежность к бенедиктинцам, учил молодого графа Гуго Арльского премудростям диковинной игры в шатрандж. Во многих европейских дворах эта игра успешно входила в моду, и в отдельных местах уже даже считалось неприличным не знать и не уметь играть в нее. Гуго, с детства предпочитавший зрелища веселые, для сердца, а не для разума, теперь немалым усилием воли заставлял себя запоминать мудреные правила этой игры, которая, по мнению авторитетных окружающих, как никакая другая могла научить будущего государя принимать взвешенные и далеко идущие решения, а также рассчитывать сложнейшие политические комбинации.
Прошло уже пятнадцать дней, как он встал осадой у стен Павии, столицы лангобардских королей, и минуло три с лишним месяца, как он появился со своим войском по эту сторону Альп. Наступал ответственный момент в его военной кампании, Гуго необходимо было принять важное решение, и шатрандж, по мнению графа Арльского, мог помочь ему надлежащим образом взбодрить мозг и, тем самым, найти ответ на мучившие его вопросы.
— Положение ваших фигур, мессер Гуго, настолько неутешительно, что любой ваш ход только усугубляет ваше положение. Смотрите, куда бы ваш шах, то есть король, сейчас не пошел, кольцо вокруг него сужается. Сюда ли, … или сюда, ….., или сюда …. Похоже, что очень скоро ему просто некуда будет идти. И тем не менее, и тем не менее вы обязаны сделать ход. Или же сдаться, — монах спокойно и почтительно переставлял фигуры Гуго, демонстрируя тому всю безнадежность его игровой позиции.
— Я предпочитаю сделать ход. Вдруг противник не увидит то, что так очевидно вам? Выведите моего смелого шаха вперед.
Монах послушно переместил белого шаха, выдвинув его из-за спин двух последних верных байдаков, а также застывшего с самого начала игры руха50, и вопросительно взглянул на графа.
— Вы видите, мессер, что лучше не стало?
Гуго согласно кивнул. Именно в такой ситуации он оказался четыре месяца назад, когда жизнь заставила его отправиться в этот треклятый поход через Альпы, шансы на успех в котором ему изначально казались мизерными. Но только этот, во многом жертвенный поход, мог помешать коронации Беренгария, а также заявить об амбициях Гуго, его претензиях в Италии, и, как ни странно, укрепить его внезапно пошатнувшиеся позиции в обоих бургундских королевствах. Впоследствии, поспешим отметить это сразу, склонность к смелым и неожиданным авантюрам будет являться яркой отличительной чертой его последователей на бургундском троне, эту склонность они пронесут в себе сквозь немалую толщу лет.
Когда семьдесят лет назад, в 843 году в Вердене, внуки Карла Великого собрались делить его, как на дрожжах, разросшуюся империю, никто не сомневался, что самые лакомые куски ее достанутся Лотарю, самому старшему из них, да к тому же козырявшему титулом императора. Несмотря на то, что целый ряд последних военных кампаний был Лотарем проигран, ни Карл Лысый, ни Людвиг Немецкий51 решительно ничего не смогли противопоставить Лотарю, поскольку много уступали ему в красноречии, жизненной энергии и обаянии, да и просто в силу того, что были намного младше и, по сути, годились ему в сыновья. Недрогнувшей и властной рукой Лотарь очертил границы Срединного королевства, начав с Фризии, продолжив Австразией и Бургундией, и закончив Италией, разведя, тем самым, своих братьев по далеко отстоящим друг от друга землям так, что отныне сообщаться между собой они теперь могли лишь при согласии и под контролем Лотаря, либо, рискуя жизнью своих слуг, отправлять последних вдоль северных берегов кишащих норманнами. Карл и Людвиг малодушно согласились на такой раздел, к тому моменту смертельно устав от бесконечных интриг своего старшего брата. Лотарь же ликовал, он получил самые лучшие земли своего деда, сохранив в своих владениях и столицу императоров Ахен, и столицу христианства Рим, а заодно разрушив союз своих братьев, недавно одержавших над ним блестящую победу в битве при Фонтене52.
— Расположение всех фигур на игровой доске должно быть направлено на защиту своего властителя. Для персов это шах, для арабов халиф, а в христианских и норманнских землях эту фигуру, естественно, называют королем. Окружение короля и невозможность предотвратить нападение на него завершает игру, причем неважно, находится ли сам король под ударом или же ему просто некуда ходить53. Король в этой игре, мессер, самая важная и, в то же время, самая слабая фигура.
Да, да, вздохнул Гуго и пожал плечами. Ему ли не знать это? В свое время это прекрасно понимал и сам Лотарь, но даже в самых страшных своих кошмарах император не мог предполагать, сколь хилое и бесталанное потомство будет править после него. Срединное королевство, едва родившись, очень скоро начало рассыпаться на глазах. Старшинство Лотаря теперь играло против него, особенно в виду того, что Небеса даровали его братьям-конкурентам долгие годы жизни. Лотарь скончался через 12 лет после Верденского договора, успев перед смертью Прюмским уложением разделить свое Срединное королевство среди трех своих сыновей — Людовика Второго, Лотаря Второго, и Карла. Из них только у старшего сына Людовика, ставшего императором и обосновавшегося в Италии, фрагментарно еще прослеживались остатки жизненной силы его великого прадеда, тогда как Лотарь Второй все свои титулы и владения, а ему достались земли лотарингов и фризов, бросил к ногам прекрасной Вальдрады, матери Берты Тосканской, бабки Гуго. Что до Карла, то ему были отведены земли древнего королевства бургундов и Прованс, но мало кто в тот момент сомневался, что дальнейший распад остатков Срединного королевства не за горами — Карл безнадежно страдал эпилепсией и не мог иметь потомства.
Так и произошло. Карл всего лишь на восемь лет пережил отца и после его кончины Бургундия и Прованс должны были отойти к среднему брату, Лотарю Второму, о чем неистово хлопотал Жерар54, советник и фактический правитель при Карле. Усилиями и талантами Жерара были смягчены претензии мгновенно появившегося к разделу бургундского пирога одного из сыновей франкского короля, и в итоге Лотарю Второму были сохранены и переданы значительные земли вокруг Лиона и Вьенна. Впрочем, авторитет Лотаря-младшего к тому моменту был уже в значительной степени подорван его любовными шашнями, и местная знать, в поисках покровителя, все чаще поглядывала либо на запад в сторону короля франков Карла Лысого, либо на восток — во владения Людвига Немецкого.
Спустя шесть лет скончался и Лотарь Второй. Его дяди разумно посчитали, что теперь им уже ничто не мешает поделить между собой земли своих незадачливых племянников. Интересы, права и амбиции императора Людовика, плотно застрявшего на юге Италии в войне против арабов, были просто-напросто проигнорированы. В 870 году в Мерсене Карл Лысый и Людвиг Немецкий окончательно похоронили Срединное королевство, разделив между собой фризские и лотарингские земли, а также назначив в Прованс и Бургундию своих герцогов — соответственно Бозона55 и Конрада56, судьбы которых пошли далее практически рука об руку. Оба этих герцога очень быстро заимели непререкаемый авторитет среди местных баронов, чему способствовали успешные военные кампании — Бозона против сарацин, Конрада против норманнов. Успешная и независимая политика обоих правителей вскоре привлекла внимание и ревность их сюзеренов, и каждому герцогу пришлось с мечом в руке отстаивать свою жизнь и свободу. Все же Бозону повело в итоге чуть больше — в 879 году, в замке Мантай, он был выбран местной знатью королем Нижней Бургундии и Прованса со столицей в Арле. Конрад же не дожил до своей возможной коронации двенадцать лет — в 888 году, в городке Сент-Морис, его сын Рудольф стал первым королем Верхней Бургундии. Не увидел, однако, этой коронации и Бозон, скончавшийся за год до этого и передавший корону Нижней Бургундии своему сыну Людовику, здравствующему, если не считать зрение, и поныне.
— Второй по значимости фигурой на поле является визирь или советник халифа, то есть короля. Вот он, ваша милость, — монах продолжал деловито обучать графа Вьеннского искусству игры, — Визирь всегда находится подле своего владыки, он может передвигаться и уничтожать своих врагов на соседних клетках по диагонали57. Интересно, что визирем может стать простой байдак, если сумеет, хитростью и смелостью играющего, дойти до противоположной стороны доски.
ebooksa