Приговоренные ко тьме

Потом его внимание снова переключилось на Иоанна.

— Ну, отец Иоанн, не находите ли вы, что вам уместнее находиться в войске своего императора, чем возле алтарей равеннских базилик?

— Нет, ваше высочество, довольно я смущал свой дух и плоть суетными и греховными похождениями своими по разным берегам Срединного моря. Мой дух необходимо держать в строгом повиновении, ибо, вырвавшись из оков, на которые я согласился добровольно и с радостью, он скорее принесет мне несчастье, чем будет способствовать успеху дел моих.

— Ну что же, мое предложение, тем не менее, остается в силе и будет действовать, пока живы мы оба. Ну а сейчас как победителя турнира тебя ждут сразу две награды. Приз за победу в турнире, серебряный кубок, наполненный монетами, тебе, по нашей бургундской традиции, вручит благородная и прекрасная дама, руку которой тебе будет дозволено поцеловать.

Все взоры обратились было к Берте как к хозяйке здешних мест. Однако вслед за речью Людовика немедленно донеслись торопливые слова, почти крик, умоляющей Теодоры Теофилакт:

— Позвольте, государь мой, мне вручить кубок доблестному Иоанну!

Берта только раздраженно пожала плечами. Не потому, что ей действительно хотелось вручить приз этому плебею, — вот еще, честь! — а из-за того, что опять возникла эта выскочка Теодора. Однако не могло быть и речи о том, чтобы по такому пустячному поводу устроить скандал. Людовик же и его окружение не имели ничего против инициативы Теодоры, и император передал ей кубок.

В этот момент Иоанн увидел Теодору, и их взгляды встретились. Путь от ложи до того места, где стоял Иоанн, занимал секунд двадцать, не больше, но молодым людям, неотрывно глядящим друг на друга, показалось, что мир вдруг замер, нет ни времени, ни пространства, только они и никого более рядом. Все краски Вселенной для Иоанна слились и смешались в этой изящной фигурке с длиннейшими, черными, как смоль, волосами, в этих глазах, излучающих термоядерные импульсы любви. Иоанн забыл, что так и не накинул на себя одежду, и Теодора чувствовала, приближаясь к нему, запах его пота пополам с запахом железа, эта дурманящая смесь манила ее и кружила голову.

— Доблестному воину, Иоанну из Тоссиньяно, победителю императорских состязаний, вручается приз за доблесть, отвагу и мужество! — певуче произнесла Теодора.

— Благодарю вас, благороднейшая и прекраснейшая из всех смертных! — почти шепотом ей ответил Иоанн, в связи с чем Людовик, не расслышавший его слов, даже недовольно поморщился.

Иоанн взял приз, его пальцы на мгновение коснулись рук Теодоры. После этого Теодора протянула ему свою руку для поцелуя, и Иоанн, припав на одно колено, с жаром схватил руку красавицы и прижался к руке горячими сухими губами. Он задержал ее руку у себя несколько дольше, чем это полагалось, и Теодоре с очаровательной улыбкой даже пришлось немного насильно освободить ее.

Она повернулась к нему спиной и пошла к ложе. Иоанн продолжал смотреть ей вслед. Все это сильно не понравилось Теофилакту, угрюмо наблюдавшему за переменами в настроении своей жены. Он мрачно догадывался о причинах их появления.

Вечер этого дня закончился традиционным пиром. На протяжении всего застолья Теодора была, к всеобщему удивлению, молчалива и замкнута. Игривые беседы с тосканскими баронами ничуть не занимали ее, и чтобы оградиться от докучливых ухажеров, она весь вечер просидела, держа подле себя Мароцию. Для последней это оказалось весьма кстати, ибо вокруг нее шакалом блуждал Гуго, ища возможность отомстить за причиненное ему маленькой мерзавкой недавнее унижение.

В мыслях своих Теодора уносилась к событиям уходящего дня и лихорадочно соображала, что ей надлежит предпринять в дальнейшем, ибо на завтра был запланирован отъезд в Равенну архиепископа Кайлона и его свиты. Что, если эта встреча так и останется единственной, и две линии судьбы, случайно сойдясь в одной точке, более никогда в движении своем не пересекутся? Уместно ли ей самой попытаться найти повод для встречи с ним, верно ли она поняла, что их чувства взаимны, не значит ли для него далматика43 причетника более, чем разбуженное пламя любви? Порой она даже удивлялась себе и своему внезапно вспыхнувшему чувству, еще вчера она даже не подозревала, что Он существует в этом мире. Никогда, казалось ей, она не была столь сильно и скоропостижно влюблена. И что из того, что объектом ее любви стал рядовой причетник без роду и племени? Она и сама была из таких, а кроме того, люди с авантюрной жилкой и талантами, к коим, она чувствовала, безусловно, относился Иоанн, в десятом веке имели на возвышение как минимум не меньше шансов, чем сейчас, что и доказывали примеры Вальдрады, Альбериха и ее самой в том числе.

По окончании ужина она не легла спать, а, выйдя на засыпанный щебнем балкон перед своим окном, пристально вглядывалась в чернеющие окрестности Лукки. Внизу располагалась обширная площадка двора, по периметру которой были устроены навесы для лошадей и ночлега черни. Двор потихоньку замолкал, за людским говором стало лучше слышно разноголосье птиц, на небе засияли яркие звезды, и несмело подул теплый ветер. Сама природа итальянского мая располагала к размышлениям философского или амурного направления, и Теодора с охотой им предалась. Она вопрошала себя тысячу раз и тысячу раз сама же опровергала все сомнения в наличии у Иоанна ответного чувства к ней — его глаза рассказали ей все. Но как же, как же ей встретиться с ним вновь? Мысль о том, что предмет ее обожания, возникший из ниоткуда, может вновь безвозвратно исчезнуть, приводила ее в отчаяние. Она и так уже досадовала на себя, что не поехала в свое время на ассамблею в Равенне, которую устраивали ныне покойные папа Иоанн Девятый и император Ламберт. Тогда бы у нее был шанс встретиться с Иоанном много раньше, и, стало быть, намного раньше почувствовать себя так страстно влюбленной и счастливой.

Она должна… да, она должна непременно поехать спустя какое-то время в Равенну. Но под каким предлогом? Ничего, кроме паломничества к мощам каких-либо святых, на ум более не приходило. Теофилакт, разумеется, не поверит внезапному всплеску набожности у своей супруги, но Теодору это не сильно волновало. Она любила и знала, что ее полюбили всей душой, и в эту минуту она была вне всяких житейских, дипломатических и меркантильных расчетов, а уж тем более — политических соображений.

Тем временем двор окончательно заснул, был слышен только приглушенный человеческий и лошадиный храп, а птичий хор стал в звуковой гамме майской ночи доминирующим. Теодора мысленно вспоминала образ своего Иоанна и улыбнулась, вспомнив, как он задержал сегодня ее руку при поцелуе, тепло его губ она до сих пор как будто ощущала на своей руке. Внезапно поблизости от нее с легким свистом что-то пролетело. В десяти шагах от нее, отскочив от каменной стены, упала стрела, выпущенная из лука. Теодора испуганно отшатнулась, но краем глаза заметила, что к стреле что-то привязано. Подойдя поближе, она почувствовала, как слабеют ее ноги, а сердце ее готово выпрыгнуть из груди — к стреле была привязана алая роза.

Подняв стрелу, она подбежала к парапету балкона и напряженно стала вглядываться в раскинувшийся подле ее ног двор. В противоположном углу двора она увидела робко вспыхнувший свет зажженной свечи. Ее звали, и кто это может быть еще, как не ОН!

Вне себя от счастья, горя любовной истомой, она выскочила из своих покоев, даже не позаботившись удостовериться, спит ли ее муж. Далее она соскользнула по винтовой лестнице вниз, прошла мимо сонных и равнодушных ко всему охранников и очутилась в центре двора. Для того чтобы добраться до горевшей свечи, ей надо было пересечь двор к одной из вершин его квадрата. Но она внезапно остановилась.

Опасное сомнение закралось в ее голову. Она в своем любовном порыве совсем забыла, в гостях у кого находится. Что если это западня, и на том конце двора ее ждет не любимый и желанный мужчина, а убийца, подосланный к ней Бертой? Она замерла, раздумывая, насколько вески ее сомнения и даже начала досадовать на себя, что эта мысль пришла к ней именно в эту минуту и грозит теперь сорвать ей любовное свидание. Ведь как было приятно еще мгновение назад бежать по каменным ступеням дворцовой лестницы, не думая ни о чем и видя пред собой только образ любимого! Но на какое-то время женщина твердого ума и ясного расчета в Теодоре возобладала над влюбленной до легкомыслия девицей.