Клады и кладоискатели

22
18
20
22
24
26
28
30

Завтра он должен быть в Полоцке. Что он скажет генералу? Потерял? — Детский лепет! Что он скажет «светлейшему», когда вернётся? Воробьёв представил себе взгляд Меньшикова, и его затрясло. — Лучше уж самому повеситься! Взять где-то денег со стороны на время? Занять? Такие деньги?! Причём, это нужно сделать сейчас, сегодня. А тут таких денег даже никто и не видел. Дёрнул же его чёрт бахвалиться, всем показать, похвастаться!

В унисон его мыслям раздался голос хозяина корчмы:

— Эх! Говорил же я тебе, господин капитан, хватит, иди отдыхать. Послушался бы, и всё было бы на месте.

Капитан поднял голову и уставился на хозяина:

— Говоришь так, как будто знал, что могут украсть.

— Окстись! — Игнат Акимыч смешался. — Да вот те крест, никогда тут такого не было и быть не могло, — он широко перекрестился, — да тут и красть то некому. Мы с Мартой как ушли на кухню, так в зал и не выходили… — он посмотрел на стоявших на лестнице купца с приказчиком. Те вышли на шум и прислушивались к разговору. Купец сразу всё понял:

— А мы, как поднялись наверх, так пока и не спускались. Спорили с отцами-монахами на философскую тему. Они могут подтвердить. Позвать?

В это время в корчму вошли улыбающиеся молодожёны.

— Эти вообще, ещё раньше ушли, — махнул в их сторону рукой Игнат Акимыч.

— А что тут случилось? — Спросил молодой.

— Деньги у капитана пропали. — Пояснил Афанасий. Он, скрестив руки на груди, стоял вместе с Минькой у входа возле стены.

Молодой пожал плечами, и они вдвоём направились к лестнице на второй этаж.

Капитана трясло от безысходности и бешенства. Он обвёл зал налитыми кровью глазами. Его взгляд упёрся в Миньку:

— А ну-ка, подойди сюда, малец, — поманил его пальцем капитан. Минька поёжился под его взглядом и осторожно подошёл, — ты здесь постоянно вертелся возле меня. Ты или сам спёр, или видел, кто это сделал.

— Я не вертелся, а столы протирал, — начал было Минька, но накопившееся в капитане бешенство, наконец, прорвалось.

— Не ври мне, щенок! — Он сгрёб огромной пятернёй Миньку за рубаху, легко поднял его, как котёнка, и с размаху швырнул в угол.

— Ты что творишь! — Афанасий сжал кулаки и шагнул к офицеру. Но тут взгляд его зацепился за Миньку. Тот лежал возле стены с раскинутыми руками и ногами, неестественно вывернутой головой. Его широко распахнутые глаза, не мигая, смотрели куда-то вдаль.

— Минька! — Афанасий одним прыжком оказался возле ребёнка, упал на колени и осторожно приподнял худенькое тельце. Из рассеченной кожи на виске толчками вытекала струйка крови.

Афанасий достаточно насмотрелся на убитых и раненых, чтобы сразу всё понять. Но душа старого солдата отказывалась верить очевидному.

— Минька! Минечка! Родненький! — Афанасий прижался ухом к Минькиной груди, замер на какое-то мгновение, потом осторожно положил тело на пол, выпрямился и повернулся к капитану. — Ты же убил его!